Часть первая: «Перемены».

Они шли по лесу: Александр первым, Гефестион - следом. Солнечный свет падал через щелки между листьями и рассеивался под зеленым пологом. Где-то весело чирикала пташка. Гефестион улыбнулся и крепче сжал ручку корзины. Это произойдёт сегодня, как они и планировали.
Он заметил лужайку с мягким мхом и дотронулся до плеча Александра.

- Может, туда?

Александр посмотрел, куда указывал Гефестион, подумал - и кивнул. Они свернули с тропинки, пробрались через кусты к лужайке и остановились, глядя друг на друга.

Сердце Гефестиона бешено колотилось, во рту пересохло, а колени дрожали. Сегодня. Сейчас. Возврата не будет. Да, он хотел этого. Сейчас он хотел этого сильнее, чем чего-либо другого в своей жизни. Тело горело невыносимым желанием коснуться Александра и любить его так, как он давно мечтал. Но желание соседствовало со страхом, равным по силе.

Если они сделают это - всё изменится. Может быть, к лучшему – он надеялся, что к лучшему – но перемены всё равно пугали. И что, если они будут к худшему? Что, если телесная любовь разрушит дружбу? Вдруг они ожидают слишком многого? И тогда разочарование пробежит меж ними черной кошкой ссоры? Вдруг он что-то не так сделает и причинит Александру боль?  Его представления ограничивались собственными фантазиями и подслушанными из разговорами других мальчиков и мужчин. Таких знаний было явно недостаточно. В первый раз мальчик должен сделать это со взрослым мужчиной, добрым и любящим, знающим, что приносит удовольствие, а что – боль. Гефестион ни за что не разделил бы первый раз с кем-то чужим и взрослым. Только с Александром и ни с кем другим.

Руки дрожали так, что он даже уронил корзину. Тогда Гефестион взял ладони Александра в свои. Руки Александра тоже тряслись, и Гефестион почувствовал себя уверенней.

- Мне страшно, - прошептал он.
- Мне тоже, - еле слышно признался Александр.
Здесь никто, кроме лесных птиц не услышал бы их, но они разговаривали вполголоса. Заниматься этим в Миезе они не рискнули: слишком тонкие стены, слишком любопытные уши других мальчишек. Но даже сейчас, улизнув от всех в укромный уголок, где никто не будет искать (потому что Аристотель отправил их собирать травы) – даже здесь они старались не шуметь.   

Гефестион облизал пересохшие губы и спросил:

- Ты всё ещё хочешь этого?
В глазах Александра читались те же сомнения и страх перед непознанным, но ответил он уверенно:

- Да. А ты?
Старший мальчик притянул к себе и обнял младшего, касаясь щекой его волос.

- Ты знаешь, что хочу, - прошептал он. – Больше, чем чего бы то ни было.   

Он склонился к Александру и коснулся дрожащими губами его губ. Они оба сейчас чувствовали и вели себя так неловко, словно целовались впервые. Гефестион отпрянул, поцелуй получился до боли коротким.

Они ещё не сделали того, что собирались, но уже ощущали происходящие перемены.

Гефестион сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Сколько народу занимается этим - и не боится. Это будет прекрасный итог, венец - то, что навеки скрепит их любовь. Гефестион отстранился от Александра, теребя складки одежды. 

- Я хочу тебя, - сказал он и быстро снял хитон.

Александр молча наблюдал. Гефестион застыл в нерешительности, держа перед собой скомканную одежду. Он был очень возбужден и стеснялся открыть это глазам Александра.

Всё равно скоро они увидят гораздо больше. Гефестион бросил одежду наземь и краем глаза заметил, что хитон упал на уже забытую корзину. Внимание приковывало другое: Александр раздевался, и Гефестион взглядом пожирал его тело. Раньше они видели друг друга голыми, но теперь желание правило сознанием, подсовывая яркие воспоминания о собственных фантазиях и снах.

Волна страсти понемногу смывала все страхи. Гефестион взял ладони Александра в свои, всё ещё дрожащие, но уже от нетерпения. Он сел на землю, увлекая Александра за собой. Гефестион опустил взгляд ниже и увидел, что возбуждение Александра так же сильно. Очарованно и жадно глядя на доказательство, он спросил:

- Можно коснуться тебя?

Александр покраснел, но кивнул:

- Да… прикоснись, - выдохнул он.

Голос срывался: в присутствии Гефестиона он был так же взвинчен, как и сам Гефестион. Последнего это изумляло; его захлестнула новая волна страха, густо замешанного на вожделении. Гефестион разжал и опустил одну руку, проведя пальцами по фаллосу Александра. Александр напрягся всем телом и крепче сжал другую ладонь Гефестиона, но тот даже не заметил. Он гладил ладонью шелковистую упругость, от самого основания до кончика - от этого последнего касания Александр порывисто глотнул воздух.

Страх ушел незаметно и полностью. Гефестион прижался грудью к обнаженной груди Александра и сомкнул пальцы на его фаллосе, лаская его так, как раньше доставлял удовольствие себе самому. Высвободив вторую руку из хватки Александра, Гефестион обнял его за талию, притягивая еще ближе. 

Он был полностью поглощен тем, что толчками просилось в его ладонь, и едва обратил внимание на то, что Александр обнял его за плечи. Но когда пальцы Александра окружили другую часть его тела, не заметить было трудно. Подаваясь бедрами вперед, он застонал и взмолился:

- Еще…

Александр перехватил его крепче и стал ласкать, как Гефестион ласкал его. 

Их тела соприкасались все ближе, в едином движении, в общем безумии. Бедра и ладонь Гефестиона двигались в возросшем темпе. Он крепко держался за Александра; а сознание с готовностью соскользнуло в круговерть пляшущих сполохов. Мир сжался до ощущений под пальцами и до нескольких пядей собственной плоти, исступленно ластящейся о ладонь Александра. Возбуждение нарастало, а мир все сужался до ошеломляюще неожиданного момента, когда он кончил в спазмах и безумных клятвах вечной любви.

После судорог удовлетворения, как всегда, пришла приятная усталость. В этот раз ощущения были намного сильней, чем при самостоятельных занятиях. Гефестион задержал дыхание, наслаждаясь ощущением того, как Александр подается к нему - и жидкость изливается сквозь пальцы, а с губ срывается его имя.

Александр спустился с пика с надежные объятия Гефестиона -  и лежал тихо и спокойно. Гефестион осторожно вытянулся на моховой подстилке. Глаза слипались. Слушая ровное дыхание Александра, он незаметно заснул.  

* * * * *

Он проснулся уже в сумерках. Один бок у него замерз, а другому было тепло. Гефестион проморгался, окончательно приходя в себя. Он лежал обнаженным (от этого было холодно) рядом с Александром (от этого было тепло). Он улыбнулся, вспоминая, чем они занимались до сна. Раньше ничто не вызывало таких сильных ощущений и такого полного счастья. Протянув руку, он лениво погладил Александра по волосам.

Тот заворочался и тоже проснулся. Они лежали так близко, что смешивалось дыхание. Никто не произнес ни слова: они просто смотрели друг на друга, пытаясь по лицу прочесть реакцию. До этого Гефестиону казалось, что никакие силы не сгонят с его лица улыбку. Но лицо Александра было так непроницаемо и серьезно, что улыбка Гефестиона увяла, и снова накатил страх. Неужели Александру понравилось не так сильно? А вдруг он жалеет о совершенном? Вдруг решит никогда больше не видеться с Гефестионом?

Александр мягко провел пальцами по его подбородку, и страхи рассеялись. Теперь лицо Александра светилось изумлением и любовью.

- Почему мы не сделали этого раньше? - подумал он вслух.

Гефестион был на грани истерики, но отделался нервным смехом и снова расплылся в улыбке от уха до уха:

- Не знаю. Но я хочу сделать это снова.

Александр усмехнулся в ответ.

- Все было прекрасно, но слишком быстро закончилось. Я еще столько всего хочу испробовать…

- Например?

Голос Александра сейчас был низким и хрипловатым. Гефестион сглотнул: его тело было не против испробовать что-нибудь прямо сейчас.

- Уже поздно, - торопливо, но с явным сожалением  ответил он. - Надо побыстрей вернуться, а то нас начнут искать.

Александр сдвинул брови.

- Да, надо возвращаться.

Он отстранился от мальчика и сел, потягиваясь. Наблюдая за ним, Гефестион все больше настраивался на повторение и попытался оторвать взгляд от его тела. 

- Ты испачкался, - заметил он.

Александр нахмурился и осмотрел себя. Ноги были измазаны землей и травой, а живот и рука - какой-то светлой жидкостью. Когда Гефестион и Александр поняли, что это за жидкость, покраснели оба.

- Надо бы отмыться, а потом уже идти к остальным, - предложил Гефестион.

- Надо, - снова согласился Александр, не поднимая глаз.

Не обращая внимания на собственный вид, Гефестион сел и положил ладони на плечи Александра.

- Я не хочу пока с кем-то делиться, - сказал он. - Пусть то, что мы сделали, останется пока между нами.

Мысль о новых отношениях вызывала дрожь. Гефестион хотел насладиться этим знанием, пока сплетники Миезы ничего не разнюхали.

Теперь они любовники. «Любовники» - мысленно повторял он снова и снова, смакуя само звучание: «любовники».

Александр кивнул.

- Только между нами. Если другие узнают, то могут быть неприятности, - с горечью сказал он, но тут же нежно поцеловал Гефестиона, показывая, что не на него злится.

Тот с готовностью ответил на поцелуй. Они стали любовниками, но сохранили и любовь, и дружбу. Гефестиона переполняла радость. Сейчас он мог бы петь и танцевать перед лицом всего мира. Близость к Александру вызывала нервную дрожь по всему телу. Гефестион был уже готов ко второму разу, но в спину подул холодный ветерок, напомнивший о времени. 

Он поспешно отстранился от мальчика, пока еще не окончательно забыл, что хотел сказать:

- Мы проходили мимо речки. … Может, вместе искупаемся? - Гефестион показал рукой в ту сторону, откуда они пришли, готовый бежать  прямо сейчас.

- Давай. Хорошая мысль.

Александр поднялся с земли и подобрал скомканную испачканную одежду. Гефестион тоже встал на ноги, не забыв взять свою одежду и пустую корзину. Хорошо, что им и раньше случалось возвращаться без заказанных Аристотелем трав, а то пришлось бы что-то выдумывать в свое оправдание.

Вдвоем они пошли прочь, соприкасаясь, никуда не торопясь и останавливаясь, чтобы посмотреть друг на друга. Гефестион мимолетно подумал, долго ли их секрет останется секретом, если в Миезе вести себя так же. Но он ничего не мог с собой поделать: воспоминания о только что сделанном и присутствие Александра превращали его в рассеянного влюбленного. 

Они вышли к берегу неглубокой реки: вода там была по бедра, но и этого хватало. Оставив одежду и корзину на берегу, они вместе вошли в холодную воду. Гефестион задрожал и стал как можно скорее оттирать с кожи грязь. Александр мылся неторопливо, словно вода не была ледяной. Глядя на него, Гефестион снова задрожал, теперь от холода. По крайней мере, от купания в речке тело перестало настаивать на повторении с Александром.

На хитонах грязи почти не было, - а если и была, ее можно было объяснить длившимися целый день поисками лесных трав. Одевшись, Гефестион немного согрелся.

- Ну что, будем возвращаться? - он поднял с земли корзину.

Александр улыбнулся и взял его за свободную руку. Так, держась за руки, они шли через лес обратно в Миезу. 

В отстоявшем от деревни маленьком поселении было тихо, но во многих окнах еще горел свет. Оказавшись в пределах видимости, Гефестион отпустил руку Александра и пошел на некотором расстоянии от него. Он согнал с лица глупую ухмылку и попытался вести себя, как обычно, но ему не верилось, что удастся кого-то одурачить.

Не встретив никого у дверей,  они вошли в дом. В общем зале, где обычно собирались мальчики, тоже было почти пусто. Старшие, поди, ушли в деревню, чтобы выпить, или поиграть в кости, или взять девушку на ночь - или всё вместе, если такое взбредет в голову. Остававшиеся в зале приветственно помахали мальчикам. Гефестион дружески отвечал на приветствие, надеясь, что выглядит как обычно. Он чувствовал, что все еще краснеет. Но если он краснел, то Александр просто горел - наверняка кто-нибудь заметит. Однако никто не обратил внимания, и, поприветствовав их, мальчики возвращались к своим делам.  

Они вышли из общего зала и по длинному коридору направились к спальне, которую занимали вдвоем. Гефестион унюхал с кухни запах съестного и решил проверить, не осталось ли чего от ужина. Но ни до кухни, ни до спальни они не дошли. Повернув за угол, они чуть не столкнулись с Аристотелем, преградившим дорогу. Философ был явно недоволен и смотрел строго. У Гефестиона в животе похолодело: старик может догадаться, чем они занимались, и явно не похвалит за это.

- Идите за мной, - велел он, развернулся спиной и пошел по коридору, даже не оглянувшись.

Гефестион помедлил и потащился следом. Александр шел рядом, высоко подняв голову и грозно нахмурившись. Гефестион расправил плечи. Если Александр не собирался вести себя, как нашкодивший ребенок, то и Гефестион достойно встретит гнев философа.

Следом за Аристотелем они вошли в кабинет. Философ сел, но мальчики остались стоять: свободным оставался всего один табурет. Гефестион не смотрел на философа, блуждая взглядом по груде свитков на столе, расставленным по полкам баночками и коробочкам со всякой всячиной и большой настенной карте Греции и ее окрестностей.

- Если я не ошибаюсь, то вы, - философ вдруг смутился и кашлянул, - были сегодня близки, - быстро договорил он.  

- Да, - ответил Гефестион и метнул взгляд на Александра. Тот стоял, неумолимо поджав губы и сверкая глазами. - Учитель, вы не возражали, когда другие мальчики спали друг с другом.  

- Не возражал, - кивнул Аристотель. - Я считаю, что настоящая дружба чиста и священна, поэтому низменные плотские отношения лишь рушат ее. Тем не менее, я не мешаю тем, кто все равно желает быть вместе. Однако ты отличаешься от других мальчиков в Миезе, - он в упор посмотрел на Александра.

Гефестион стал мрачнее тучи, когда понял причину недовольства Аристотеля.

- Вы боитесь, что царь или царица разгневаются на вас? - вслух предположил он.

Аристотель кивнул.

- Сомневаюсь, что я мог бы предотвратить это - тебя все равно не переубедишь, Александр - но у царя и царицы на этот счет может быть свое мнение.

Александр, наконец, заговорил.

- Если отцу или матери не нравится то, что я делаю - так пусть со мной и разбираются. Вы не при чем, - он нахмурился еще больше. - Я не собираюсь жить по их указке, и уж тем более у них нет права вмешиваться в мою личную жизнь!

Он круто развернулся и вылетел из комнаты, хлопнув дверью, несмотря на то, что Гефестион крикнул ему: «Подожди!»  

Гефестион бессильно опустил руки, тупо глядя на закрывшуюся дверь. Неужели Александр ради него действительно пойдет против родителей? Может быть, удастся все утаить? Но если Аристотель догадался, всего лишь посмотрев на них из окна, то и царь с царицей увидят все, что надо.

- Ты дашь ему вот так уйти?

Гефестион повернулся к учителю, все еще неодобрительно хмурившемуся.

- Не стой как столб, беги за ним! Сейчас ты нужен ему.

Гефестион тоже свел брови.

- Я думал, что вы против…

Аристотель пожал плечами.

- Я против, но только слепой дурак не понял бы, что вы друг друга любите. Хотя и он бы догадался. Я удивляюсь только тому, что вы так долго терпели, - сухо добавил он, вгоняя Гефестиона в краску. - Теперь, когда ты вы так близки, не оставляй его. Настоящие друзья должны быть рядом, несмотря ни на что.

Несмотря ни на что. Гефестион улыбнулся уголком губ.

- Спасибо вам. Пойду догонять его. Доброй ночи.

Аристотель раздраженным жестом отпустил его, и Гефестион вышел в коридор. Он направился было в спальню, но развернулся и зашагал в сторону кухни. И ему, и Александру, не мешало бы поесть. На кухне убирался один из слуг, и его не пришлось долго уговаривать, чтобы он поставил на поднос оставшуюся порцию ужина. С подносом в руках Гефестион добрался до спальни и остановился перед дверью. 

Потом глубоко вдохнул - и вошел.

В комнате не было другого света кроме лунного. Предметы отбрасывали странные тени. Но Гефестиону хватало света, чтобы увидеть Александра, мерявшего шагами тесноту их комнаты. Гефестиона он словно не заметил, разве что шагнул в сторону, давая ему пройти к кровати. Тот положил тарелку с едой рядом с собой и спросил:

- Есть хочешь?

Ответом был лишь глухой звук шагов.

Гефестион пожал плечами и с аппетитом вонзил зубы в ломоть хлеба. Пережевывая хлеб, он следил глазами за Александром, и через некоторое время снова обратился к нему.

- В последний раз ты ел за завтраком. Наверное, уже проголодался?

- Не хочу я есть. Отстань, - буркнул Александр.

Гефестион улыбнулся, ничуть не встревоженный. По крайней мере, Александр удосужился ответить.

- Тогда я сам все съем, - жизнерадостно предупредил он и выбрал на тарелке кусочек сыра.

Александр круто развернулся, наконец, перестав ходить туда-сюда, и посмотрел на Гефестиона. Тот не донес до рта сыр и замер.

- И все? - с вызовом спросил Александр. - Ты мне больше ничего сказать не хочешь?

- А что ты хочешь услышать? - ровно ответил Гефестион. - Что мне наплевать, если твои родители рассердятся из-за нас? Или что мне совсем не наплевать, и я оставлю тебя, чтобы не навлекать их гнев?

Александр побледнел и поспешно ответил.

- Нет, ты ведь не всерьез это сказал?

- Что я оставлю тебя? Конечно, нет. Ты отлично знаешь, что я буду с тобой, что бы там ни думали твои родители. Конечно, я все-таки надеюсь, что они не станут возражать: тебе самому тогда будет легче.   

Александр вздохнул, явно успокаиваясь.

- Спасибо, - мягко поблагодарил он. - Мне легче уже оттого, что ты так говоришь.

Гефестион протянул руку и привлек Александра за талию, заставляя сесть рядом на кровать. Левой рукой обнимая его за пояс - обнимая своего любовника; слово все еще внушало дрожь -  он протянул Александру тарелку с едой.

Они ели вместе, и Александр прислонился щекой к плечу Гефестиона. Оба молчали, счастливые уже оттого, что они вместе.

 Гефестион отставил опустевшую тарелку.

- Думаешь, мои родители сильно разозлятся? - спросил Александр.

Гефестион изогнул бровь.

- Они же твои родители, не мои. Ты сам как думаешь?

Александр помедлил с ответом.

- Вряд ли отец будет против. У него своих любовников вон сколько было. К тому же он хорошо относится к тебе и твоему отцу. Я из-за матери беспокоюсь. Думаю, ей может показаться, что ты пытаешься отобрать меня у нее.

- А я и пытаюсь, - неожиданно игриво ответил Гефестион на низких тонах, - отобрать тебя у нее…

Он смазанно поцеловал Александра в щеку, и тот повернулся лицом, чтобы поцеловаться, как следует.

Но они оторвались друг от друга достаточно скоро, и Гефестион спросил серьезно:

- Как считаешь, царица попытается мне навредить?

О том, на что способна царица Олимпия, ходили слухи один другого страшней.

Александр нахмурился. Гефестион никогда раньше не видел своего друга в такой холодной ярости.

- Лучше бы она даже не пыталась, - прорычал он.

Изумленный Гефестион коснулся подбородка Александра, снова поворачивая его лицом к себе.

- Ты действительно ради меня пойдешь против матери?

- Да, - спокойно, взвешенно и решительно, без тени сомнения ответил Александр.  

Смятенный внезапным любовным порывом, Гефестион снова стал целовать его, на этот раз так тепло и искренне. Сами не замечая, как, в итоге они оказались лежащими на кровати Гефестиона переплетенным и слитным клубком. Тогда Гефестион заставил себя оторваться от Александра и, с трудом переводя дыхание, произнести:

- Хватит. А то мы не сможем остановиться. 

- Я думал, что после того, как мы сделаем это - то перестанем так исступленно хотеть друг друга, - сказал Александр, тоже задыхаясь.

Да, это был одна из причин, заставившая их сегодня сделать то, что было сделано. До этого они пару раз чуть ли не начинали любить друг друга при всех, уже не замечая ничего вокруг.

- Значит, это не помогает, - Гефестион через одежду погладил грудь Александра, втайне надеясь, что они все-таки продолжат. - Теперь, познав тебя, я хочу тебя еще сильнее.

Александр притянул Гефестиона ближе, и тот с наслаждением растворился в сияющем взгляде его серых глаз. Перед внутренним взором вставали образы того, что Гефестиону хотелось испытать вместе.

На этот раз никаких сомнений не было. Они испробовали радость плоти и жаждали еще глотка. Через какие-то мгновения они уже сбросили одежду и забрались под служившую одеялом простыню. Гефестион провел ладонями по обнаженной груди Александра, - какие мышцы под гладкой кожей!

- Я так хочу тебя, - промурлыкал он и губами повторил путь ладоней.

Когда он коснулся сосков Александра, его возлюбленный подался к нему, стоная от удовольствия.

- Гефестион! Слушай, а ты… - раздался - и тут же осекся - голос со стороны двери.

Гефестион на миг застыл - и тут же слез с Александра, натягивая на себя одеяло, насколько хватило. В дверях стоял самодовольный Гарпал. Гефестион яростно посмотрел на него и выругался: 

- Постучать трудно было?!

- Ну, наконец-то, - с ленцой заметил Гарпал, пропустив вопрос мимо ушей. - Надо же, как долго вы не могли решиться!

Гарпал говорил насмешливо, но смотрел с явным одобрением. Это немного успокоило Гефестиона, хотя и не оправдывало Гарпала.

- Так ты знал? - удивился Гефестион, чувствуя себя полным идиотом.

- Как вы друг по другу сохли - так это ж все видели. Вы бы уж тогда сдерживали себя, что ли, - еще шире усмехнулся Гарпал. - Мы поспорили, как скоро вы окажетесь в одной постели. Похоже, Птолемей угадал почти точно, но я на всякий случай еще посчитаю по дням. Увидимся утром!

С развратной улыбкой Гарпал исчез за дверью так же внезапно, как появился.

- Вот дерьмо, - сквозь зубы процедил Александр, уткнувшись лицом в подушку.

Гефестион положил руку ему на плечо. Того, на что намекал Гарпал, сегодня уже не будет. Настроение было безнадежно испорчено.

- Вот и все, больше не надо хранить это в тайне, - с сожалением вздохнул Гефестион.

К завтрашнему утру знать будут даже те, кто до сих пор не догадался. Гарпал был хорошим другом, но при этом страшным треплом.

- Будем вести себя, как будто все в порядке вещей… отрицать не станем, - предложил Гефестион.

Если отрицать, то слухов и насмешек станет только больше.

Александр что-то буркнул в подушку, что Гефестион счел знаком согласия.

Он снова тихо вздохнул. Все шло не так, как они рассчитывали. Гефестион подумал, что может случиться еще что-то непредсказуемое, но оборвал себя на этой мысли. Все еще обнимая Александра одной рукой, он лег удобней. Пусть первая ночь вместе в одной постели в качестве любовников запомнится хорошей, несмотря на то, что оба чувствовали себя выбитыми из колеи.

Гефестион сомкнул глаза и попытался заснуть. Сон пришел не скоро.

Часть вторая: Проблемы

Утро Гефестиона началось прежде, чем ему бы хотелось. За окном звонко защебетали птицы: они-то и разбудили его в такую рань, когда солнце еще не взошло. Он протер сонные глаза и, наконец, заметил, что Александр спит рядом. Тут же обрушились воспоминания о вчерашнем дне: и о плохом, и о хорошем, но в основном о хорошем. Да, плохо, что их разоблачили - но он слишком долго и слишком сильно хотел Александра. Случись прожить вчерашний день заново - он ничего не стал бы менять. Если за то, чтобы быть вдвоем, расплатой станут насмешки и многозначительные ухмылки друзей, а еще - гнев родителей Александра, - то Гефестион заплатит эту цену. Александр стоит того.

Он подумал о том, как раньше в своих мечтах будил Александра, и улыбнулся. Теперь можно воплотить это в реальность. Гефестион чуть-чуть склонился к Александру и коснулся его губ своими. Через несколько мгновений Александр уже плавно отвечал ему. Гефестион отстранился и снова улыбнулся.

- Все ещё спят, - прошептал он. - Если будем делать это тихо,  никто не узнает.

Гефестион придвинулся ближе, прижимаясь к бедру Александра уже с утра возбужденной плотью.  

Александр уложил его на спину и стал горячо целовать.

- Так почему ты медлишь? - спросил он, губы в губы.

- Разве я медлю? - Гефестион теснее прильнул к нему.

Ласкаясь друг о друга, они нашли положение, в котором их члены соприкасались. Гефестион застонал от удовольствия, но тут же зажал себе рот рукой, приглушая звук. Александр отстранил его ладонь и настойчиво поцеловал.

Не касаясь заветного пальцами, они терлись друг о друга, что давало иные, чем в прошлый раз, но от этого не менее прекрасные ощущения. Пытаясь при этом не шуметь, они только больше накручивали себя. Сжимая Александра в объятиях, Гефестион терся о него все сильнее и быстрее, тяжело дыша ему в рот. 

Они быстро достигли пика, заглушая в  поцелуе порывы своего дыхания.  

Гефестион мягко улыбнулся, чувствуя себя так, как будто с души камень свалился. Вчера между отповедью Аристотеля и вторжением Гарпала он успел с ужасом подумать о том, что Александр, возможно, не захочет повторения. Но Александр, так долго не решавшийся на близость, теперь готов был погрузиться в нее с головой. Он испытал это, и ему понравилось.

Они не стали вылезать из кровати, а лежали еще долго, обмениваясь нежными касаниями, поцелуями и словами. Гефестион подумал, что это утро станет лучшим утром в его жизни.

Уже слышался шум из других комнат: просыпались остальные обитатели Миезы.

- Всё равно уже все всё знают. Давай опоздаем к завтраку? Представляешь, как они будут шокированы?

Александр рассмеялся.

- Я люблю тебя.

Гефестион остолбенело посмотрел на Александра - а потом слился с ним в долгом жадном поцелуе, от которого желание снова хлынуло в низ живота. Признание прозвучало так спокойно, так естественно. Гефестион тонул в волнах счастья.

- Я тоже люблю тебя, - выдохнул он, не разрывая поцелуя.

 
Гефестиону не пришлось бы даже уговаривать Александра опоздать к завтраку, если бы не Гарпал, гаркнувший по ту сторону двери:

- Вставайте, голубки! А то опоздаете, и все будут знать, почему!

Не дожидаясь ответа, Гарпал поспешил прочь - в коридоре были слышны его неуклюжие шаги.

- Я его когда-нибудь прибью! - раздраженно пообещал Гефестион.

Гарпал уже второй раз прерывал их. Гефестион шумно вздохнул, уговаривая себя не расстраиваться.

- Вообще-то, можно и сейчас идти завтракать, - заметил он. - Я голодный.

- Да уж, аппетит мы себе наработали, - сказал Александр тем грудным голосом, от которого у Гефестиона кровь вскипала в венах.

Александр слез с кровати и стал натягивать одежду. Гефестион последовал его примеру, стараясь не глазеть на одевающегося Александра. Почему после всего, что они друг с другом сделали, ему нравилось просто смотреть, как он одевается? Гефестион нагнулся за сандалиями, пытаясь отогнать подальше маячившие перед внутренним взором видения обнаженного Александра.

Из комнаты они вышли вместе, демонстрируя воистину царственные спокойствие и сдержанность. В столовой они показались тоже рядом, но не соприкасаясь. Гефестион сразу почувствовал, как на них обратились все  взгляды. Некоторые - например, Птолемей и Неарх - смотрели с одобрением. Некоторые поддразнивали или таращились с любопытством. Другие же хмурились и явно были не в восторге - в том числе Филота и Кассандр. Встретив взгляды этих двоих, Гефестион почувствовал, как в животе всё похолодело. Насмешки можно перенести, это не смертельно. Но что, если кто-то замыслит сделать гадость? Филота не внушал опасений: он хоть и сын Пармениона, но Александру предан и против него не пойдёт. А вот Кассандр - другое дело. Совершенно другое.  

Не подавая виду, что чувствуют на себе всеобщее внимание, Гефестион и Александр прошли через зал и сели за стол, за которым уже собрались Птолемей, Гарпал, Неарх и Филота.

- Ну, наконец-то, - поздравил их Птолемей.

- Почему вы все повторяете одно и то же? - заворчал Гефестион.

- Потому что мы уже извелись, наблюдая, как вы провожаете друг друга томными взглядами, но ничего не делаете, - объяснил Неарх. 

- Ну, мы и не делали ничего особенного, - попытался оправдаться Гефестион.

Он явно не ожидал столь беспардонных замечаний.

- Что же тогда у вас «особенным» считается? - присвистнул Гарпал.

Птолемей и Неарх поддержали его, изображая изумление.

Гефестион бросил взгляд на Филоту, не проронившего ни слова. За завтраком он молчал, и Гефестиона это смущало намного больше, чем непрекращавшиеся дружеские подначки от всех остальных. Если Филота злился - то почему? И, что важнее, как будет реагировать?

Остаток суматошного дня был отмечен парой очень колких замечаний на тему новейшей сплетни, - которых Александру, Гефестион был в этом убежден, было бы лучше не слышать, - действующим на нервы молчанием Филоты и злыми ухмылками Кассандра. Неудивительно, что Гефестион был безумно рад, когда день, наконец, подошел к концу.

Он забрался в кровать Александра, но той ночью не пытался с ним заигрывать. Они молча лежали рядом, думая каждый о своем. Гефестиону было неспокойно, но он не понимал, почему. Он не знал, что этим вечером за закрытыми дверями других комнат было написано два письма. Первое было лишь очередным посланием из множества регулярно отправляемых в Пеллу. В нём были новости обо всем, кроме главного. Автор письма был исполнителен, но сейчас его терзали сомнения. Филота с тяжелым сердцем дописал письмо, адресованное и отцу, и царю. Он надеялся, что не совершает серьезного проступка - а если и совершает, то во имя справедливости. В любом случае, теперь от него уже ничего не зависело. Так что не стоит переживать.

Автор второго письма впервые обращался к своему адресату:  да и странно было бы мальчишке вступать в переписку с царицей Олимпией. Он долго думал, кому написать, но прекрасно представлял, какие это повлечет последствия. Годами копившиеся злость, зависть и обида заставили его взяться за стило.

Кассандр на одном дыхании дописал письмо царице, заранее радуясь тому, сколько проблем теперь посыплется на Александра и Гефестиона и как им будет плохо. Кассандру еще несколько лет назад велено было затесаться к принцу в друзья, но у него так и не получилось. Было ли дело только в Александре, или в них обоих, Кассандр не знал и предпочитал не думать об этом. Теперь о дружбе не могло быть и речи: все эти годы в Миезе между ним и Александром были сплошные разногласия. Больше всего Кассандра задевало то, что Александр совершенно спокойно обходился без него, проводя время с другими мальчиками. Когда они были совсем детьми, Кассандр часто был единственным мальчишкой в окружении принца. Несмотря на враждебность, Кассандр радовался тому, что никто не претендовал на его место рядом с Александром.

Из-за этого письма Александр, скорее всего, лишится самого лучшего друга и на собственной шкуре узнает, каково это - быть одному. Кассандр запечатал письмо и отложил в сторону, отогнав прочь все остававшиеся сомнения.

Следующим утром оба письма, о которых знали только их отправители, были доставлены в Пеллу. Два дня спустя ранним утром, когда почти все ещё спали, в Миезу примчалась взбешенная царица Олимпия. Аристотель поднялся рано, чтобы поработать с полученными днём раньше образцами. Приезд Олимпии застал его врасплох. Философ побежал встречать царицу, пытаясь пригладить волосы и расправить одежду. Он еще больше растерялся, когда увидел Олимпию, как всегда, царственно-безупречную. Даже ее слуги и стражники выглядели опрятнее, чем философ. Аристотель судорожно поклонился.

- Царица Олимпия. Ваш приезд - неожиданность.

Неожиданность не из приятных. Аристотель потому и предпочел перебраться с учениками в Миезу, что здесь в обучение не вмешивалась Олимпия.

- Я приехала повидаться с сыном, - холодно ответила она. - Произошло кое-что непредвиденное. Дело не терпит отлагательств. Позови моего сына.

Усилием воли заставив себя хранить спокойствие, Аристотель ответил:

- Конечно. Я разбужу его. Присядьте, пожалуйста… располагайтесь. Может быть, вы голодны или хотите пить?

Царица сверкнула глазами и оборвала его:

- Я хочу, чтобы ты позвал сына. Прямо сейчас.

- Да-да, конечно. Сейчас позову, - заверил её Аристотель, торопливо поклонился и вышел из комнаты, про себя проклиная королевские замашки и необходимость должным образом на них отвечать.

Он ни на секунду не сомневался, что именно заставило царицу со скоростью молнии примчаться в Миезу. Философ подумал даже, что, возможно, он совершил ошибку, позволив отношениям Александра и Гефестиона развиваться. Но запрет ничего бы не дал. В конце концов, он помнил, как сам был мальчиком, и каким сладким казался запретный плод. Как жаль, что царица узнала обо всём так скоро. Лучше бы это произошло, когда мальчиком исполнилось бы двадцать и они вышли из-подопеки Учителя. Тогда к нему не было бы претензий.

Спеша к Александру, Аристотель столкнулся в коридоре с Птолемеем. Он с облегчением перепоручил ему разбудить Александра, а сам закрылся в кабинете до тех пор, пока гроза не минует. Птолемей подивился, из-за чего же философ так разволновался, и посмотрел через перила вниз. Там сидела царица. Птолемей сразу узнал ее и понял, что привело ее сюда в таком дурном расположении духа. Перед дверью в комнату Александра Птолемей помедлил, а потом открыл без стука.

Судя по всему, Александр и Гефестион только что проснулись. У Птолемея немного отлегло от сердца: ему вовсе не хотелось помешать чему-то, как Гарпал.

- Александр, твоя мать приехала, - с порога сказал Птолемей.

Александр рывком сел на кровати.

- Сюда? Она тут? - ошарашенно спросил он.

Птолемей хмуро кивнул.

- И не то чтобы она светилась от радости. На твоем месте я бы не заставлял ее ждать.

Александр кивнул, спрыгнул с кровати и стал одеваться. Гефестион чуть помедлил и последовал его примеру. Александр расчесался пятерней и с каменным лицом направился к двери. Гефестион сунулся следом, но Птолемей удержал его за локоть. Гефестион непонимающе посмотрел на него.

- Она приехала, потому что прознала про вас двоих, - объяснил Птолемей. - Если она увидит вас вместе, то будет только хуже.

- Я не брошу Александра одного! - возразил Гефестион.

- Не ходи туда, а то она еще больше взбесится! - Птолемей потянул назад вырывающегося мальчика. - Мы можем подслушать, о чем они будут говорить - но только не показываться Олимпии на глаза и тем более не спорить с ней!

Гефестион глубоко вздохнул.

- Да, ты прав. Если я туда пойду, то только хуже все напорчу. Пойдем, послушаем.

Птолемей отпустил его локоть и последовал за Гефестионом в коридор, чтобы найти там подходящее укрытие.

Александр с гордым видом предстал перед Олимпией.

- Мама, - поприветствовал он ее ровным голосом. - Я рад тебя видеть. Ты в добром здравии?

Она посмотрела на него, краснея от злости.

- Не играй со мной в слова, Александр.

Царица не удосужилась сесть, и теперь она и Александр спорили стоя, как равные.

- Я слышала, что ты спутался с мальчишкой. Это правда?

- Откуда ты знаешь? - спросил Александр, стоя все в той же напряженной позе.

 - Не важно, - бросила она, не желая отвлекаться на подробности. - Я должна знать. Ты спишь с мальчишкой?

Александр не собирался прогибаться под ее напором.

- Не знаю, почему ты должна знать, мама, но - да. Я сплю с Гефестионом.

Олимпия заорала на него со всей яростью, кипевшей в ней в этот момент. Прятавшиеся неподалеку Гефестион и Птолемей вздрогнули. Если в Миезе кто-то еще спал, то теперь царица перебудила всех.

- Как ты мог так поступить со мной?!!!!!!

- Как -  так? - Александр тоже повысил голос. - Я не сделал ничего, что могло ранить тебя.

- Ничего не сделал? Не ранил меня, значит? О, да будут прокляты сыновья, так поступающие с матерями! Они никогда не поймут, какую боль причиняют им! - она подошла к сыну на шаг, не скрывая угрозы. - И ты пытался скрыть это от меня! Да как ты смеешь любить кого-то так же сильно, как меня! Ты думаешь, что этот мальчишка тоже тебя любит! И ты думаешь, что это не ранит меня?

Александр посмотрел на нее сердито и упрямо, не отступая ни на шаг при том, что мать стояла к нему почти вплотную.

- Я знал, что ты отреагируешь вот так, поэтому и не говорил! - выпалил он. - И если я люблю Гефестиона, то это не значит, что я стал тебя любить меньше! И Гефестион действительно любит меня. Ты должна быть рада, что я нашел такого друга!

- Рада? Рада?! Да будет проклят тот день, когда вы встретились!

Олимпия схватила сына за хитон и притянула ближе, так что их лица почти соприкоснулись. Сын был лишь немногим ниже её.
- Послушай, Александр. Ты ещё такой маленький, и поэтому совершаешь ошибки. Ты говоришь, что вы любите друг друга - но ведь на самом деле это не так…

Александр напрягся всем телом и попробовал перебить её, но Олимпия продолжала:

- Ты любишь его таким, каким он кажется тебе. Каким старается казаться. Вот и всё… Александр, ты принц Македонии и когда-нибудь станешь царём. Невиданным царём - царём, какой ещё никогда не являлся в мир. Такова твоя судьба. Я предвижу её - и другие тоже, если они не слепы.

- О чём ты, мама? - голос Александра снова был низким и спокойным.

Гефестион пожалел, что из своего укрытия плохо видит лицо Александра.

- Он всего лишь делает вид, что любит тебя, - ответила Олимпия так  ласково, словно разговаривала с ребенком. - Он говорит, что любит тебя. Он ведет себя так, словно любит тебя. Но это лишь видимость. Он тебя использует. Когда ты станешь царём, он использует тебя, чтобы получить все, что хочет.  

- Неправда. Гефестион не такой.

- Не спорь со мной! Я знаю лучше! Я видела тех мужчин - и женщин, женщин тоже! - с которыми спит Филипп. Они все одинаковы! Потворствуют его желаниям, плетут заговоры, соблазняют! И спят с ним, чтобы получить власть. А теперь я вижу ту же слабость в тебе!

- Я не… - горячо заспорил Александр, но Олимпия не дала ему сказать.

- Но Филипп умнее тебя! Да, он спит со своими любимчиками, но у него хватает мозгов не влюбляться в них. Он знает, что любой из них в конце концов предаст его. Ты еще не постиг этой науки - но постигнешь. Любовь к этому мальчику принесет тебе такую боль, какой ты в жизни своей еще не испытывал. - Олимпия смотрела на него дико распахнутыми глазами, в которых ревность и зависть, вызванные воспоминаниями о любовниках и любовницах мужа, в равной доле смешивались со страстью к Александру.

- А о тебе это ничего не говорит, мама? - спросил Александр. - Разве ты спишь с отцом только ради власти?

- Конечно, - уже спокойней подтвердила она. - Все знали, что мы заключали династический брак. Я стала царицей македонской, а мой брат - царем Эпира. Я была не настолько глупа, чтобы любить Филиппа. Царь не может позволить себе любовь - или она свергнет его, - Олимпия любяще погладила его по щеке. - Но мой брак не был безрадостным. У меня есть ты. Я люблю тебя больше, чем кого-либо или что-либо на земле. И поэтому хочу защитить тебя.

Александр содрогнулся.

- Хочешь, чтобы в моей жизни не было любви ни к кому? Я так не могу, мама.

- Это единственный шанс остаться сильным. Если ты позволишь себе такую слабость, как любовь, то не исполнишь своё предназначение.

Александр долго не отвечал ей. Гефестиона трясло при мысли о том, что сейчас творилось в голове Александра. Птолемей приглядывал за Гефестионом, чтобы не дать наделать глупостей.

- Ты слишком плохо думаешь о Гефестионе, - наконец прошептал Александр. - Он не использует меня. Он меня любит. И никогда не причинит мне боли.

Олимпия скорбно покачала головой.

- Мой бедный сынок, ты такой наивный. Трудно различить гниль в сердцах тех, кого любишь. Доверься мне. Я сотни раз видела таких людей. Брось его, пока он не навредил тебе. Так будет лучше.

Она привстала на цыпочки, пытаясь обнять его, но Александр резко отшатнулся. Теперь он бешено смотрел на нее - и его глаза были почти как у матери. Она снова протянула к нему руки, но Александр развернулся и выбежал из комнаты в коридор, а потом на улицу.

Гефестион, стараясь не попасться на глаза царице, потихоньку вылез из убежища. Надо было догнать Александра, пока тот не убежал далеко. Гефестион не оглянулся - в отличие от Птолемея. Тот увидел, что лицо Олимпии, несколько мгновений назад несшее печать мировой скорби, после ухода Александра озарила удовлетворенная улыбка. Птолемей озабоченно нахмурился и последовал за другом.

Гефестиона, потерянного и одинокого, он нашел в конюшне. Буцефала в стойле не было. Александр опередил их.

Часть третья: Утешение

Царица отбыла сразу после разговора с Александром, превратив Миезу в подобие гудящего роя. Ее спор с Александром слышали все - даже если не с начала, смысл всё равно был ясен. Гефестион бродил повсюду, как во сне; он рвался догонять Александра, хотя не знал, где искать его. Сначала его удерживал Птолемей, потом Аристотель запретил куда-либо выходить. Подошло время обеда, но Александра всё не было. День превращался в одно сплошное несчастье. Все смотрели на Гефестиона, прикидывая, насколько была права царица. Может быть, Гефестион на самом деле лишь использует Александра? ... Кассандр не скрывал триумфа.   Филота очень нервничал и выглядел виновато. Если бы Гефестион соображал яснее, то удивился бы, почему. Птолемей обратил на Филоту внимание и положил себе позже выяснить причину его беспокойства.

Гефестион уже с ума сходил от волнения, когда Александр, наконец, вернулся. Как обычно, он размашистыми шагами пересек коридор - но в сторону Гефестиона даже не взглянул. Тот вскочил на ноги и бросился следом. В комнату он вошел сразу за Александром. На маленьком столике, разделявшем кровати, слуга оставил письмо. Принц взял его и нахмурился. Гефестион закрыл за собой дверь и теперь молча стоял у порога, не зная, что сказать, и надо ли вообще что-то говорить.  

Александр нетерпеливо вскрыл письмо и стал читать его, впиваясь в строчки злым взглядом и беззвучно шевеля губами.

«Гордишься собой?» - вдруг ошарашенно прочитал он вслух. - «Твоя мать как с цепи сорвалась… спасибо,  что на время отвлек ее от меня… надеюсь, тебе понравилось…» 

Александр мрачнел все больше, под нос бормоча обрывки фраз. Судя по услышанному, Гефестион решил, что письмо от Филиппа. Он невольно поежился, надеясь, что письмо не разъярит Александра еще больше. Правда, надеяться было глупо: Александра всегда выбивали из колеи ссоры его родителей, особенно если они использовали сына, чтобы только больше насолить друг другу. 

Гефестион шагнул к Александру, стремясь хоть как-нибудь помочь или просто быть рядом. Александр вдруг побледнел и скомкал письмо. Его руки дрожали. Гефестион замер на полушаге.

- Александр…? - робко начал он.

Александр с перекошенным от ярости лицом разорвал письмо пополам, еще раз пополам, а потом быстро вышел из комнаты. Гефестион бросился его догонять.

 На кухне все еще горел очаг. Александр бросил обрывки письма в огонь. Пергамент потемнел, свернулся и, наконец, рассыпался пеплом. Только тогда Александр вышел с кухни и вернулся в комнату, даже не взглянув на Гефестиона.

Тот нервно кусал губы. Что мог написать царь, чтобы довести Александра до такого состояния?  Это не из-за царицы: ссоры родителей очень печалили Александра, но он к ним привык. Теперь принц сжал кулаки и замер у окна, глядя в темноту. Гефестион отрешенно сел на свою кровать, не отрывая взгляда от Александра. Как помочь - совершенно непонятно. То, что неприятности начались в какой-то мере из-за него, тоже не скрашивало ситуацию. Поэтому Гефестион молча сидел и смотрел на Александра, напряженно о чем-то думающего.

Когда он, наконец, посмотрел на Гефестиона, тот обрадовался - но всего на мгновение, пока не увидел лицо Александра - чужое, злое, дикое. «Как во время битвы», - подумал Гефестион. И целый миг, показавшийся кошмаром, он ждал удара. Но Александр подошел к нему, высокий и серьёзный, поднял его за волосы и поцеловал со всей страстью отчаяния. 

Гефестион не сопротивлялся поцелую, грубому и опустошающему. У него немного отлегло от сердца: по крайней мере, Александр вопреки так называемому «совету» Олимпии не собирался бросить его.

Потом Александр толкнул мальчика обратно на кровать, а сам залез сверху. Гефестион этого не ожидал: весь тот короткий срок, что они были любовниками, инициатива шла от него, хотя Александр всегда был рад поддержать ее.  Может быть, теперь принц хотел доказать, что сам может играть ведущую роль. Гефестион ответил на поцелуй с нарастающей страстью и обвил мальчика руками, стараясь не слушать внутренний голос, тихо шепчущий: что-то не так. 

Александру не потребовалось много времени, чтобы сорвать одежду с обоих. Он отчаянно прижался к Гефестиону, хватаясь за него, как утопающий. Гефестион пробовал успокоить его, но напрасно: Александр не желал покоряться. Он обхватил Гефестиона ногами, сжимая ладонями его плечи и тяжело дыша - не только от страсти.

Гефестион понял это и прошептал:

- Успокойся, - его руки медленно гладили принца внизу спины, - нам некуда торопиться.

 - Ближе, - пробормотал Александр. - Хочу быть ближе к тебе, - он терся о Гефестиона, соприкасаясь с ним так полно, как только было можно.

Гефестион прикрыл глаза, пытаясь вернуть сорванное дыхание. Когда он снова смог говорить, то сказал:

- Мы не можем быть еще ближе, Александр.

Повторяя движения Александра, он на себе ощутил, что быстро и грубо - очень неплохой вариант.


- Можем, - выдохнул Александр, резко отстраняясь. - Если ты будешь внутри меня.

В подтверждение своих слов он протянул руку и сомкнул пальцы на фаллосе Гефестиона, 

Сначала Гефестион лишь с открытым ртом смотрел на Александра. Неужели он имел в виду то, что сказал? Они не должны бы делать это друг с другом - только с девушками. Но при мысли об этом и под прикосновением Александра его плоть отвердела, и Гефестион признался себе, что хочет этого. А если Александр сам настаивает - значит, так и должно быть?

- Ты уверен? - спросил он дрожащим голосом.  

- Да. Сейчас. Я хочу тебя, - прорычал Александр, усаживаясь на ноги Гефестиона выше колен.

Гефестион проследил ладонью изгиб его позвоночника от талии и ниже. И что предполагалось делать дальше?.. Его ладонь скользнула между ног Александра, робко ощупывая его там. Гефестион нашел узкое отверстие; когда в нем оказался палец, Александр шумно вздохнул. Там было горячо и тесно, поэтому ввести палец на всю длину получилось только с усилием. Каково же будет ощутить этот жар другой частью себя? При этой мысли бедра Гефестиона налились приятной тяжестью, но он почувствовал и укол неуверенности. Как он войдет, если вход так узок? 

Он ввел второй палец. Александр прикусил губу и крепко вцепился в его плечи - завтра точно синяки будут. Когда Гефестион вынул пальцы, Александр застонал.

Гефестион  ладонями направил его бедра, остановив их над собственной отчаянной потребностью.

- Ты точно хочешь этого?

- Да, - выдохнул Александр и, прежде чем Гефестион мог остановить его, насадил себя на его член.

Гефестион всхлипнул от наслаждения. Тепло обволакивало его, вслепую раздвигающего сжатые стенки. Закрыв глаза от удовольствия, он до конца притянул любовника к себе, войдя в него до предела. Если бы сейчас он смотрел на Александра, то увидел бы исказившую его лицо гримасу боли.

Он лежал, успокоенный и счастливый от осознания того, что Александр так близко - вокруг него и слит с ним. Но когда он попытался притянуть его к себе для поцелуя, то натолкнулся на сопротивление напряженного тела. Подняв ресницы, он уставился в широко распахнутые глаза Александра, до крови искусавшего себе губы.

- Александр! - испугался Гефестион. - Что-то не так? О боги! только не говори, что я сделал тебе больно!  

Во взгляде Александра никогда еще не было столько смятения и отчаяния, как сейчас, когда он посмотрел на Гефестиона.

- Нет! Конечно, нет, - только и смог он выдохнуть, еще крепче вцепляясь в Гефестиона. - Двигайся!

Гефестион замер, но когда Александр повторил приказ, начал работать бедрами. Просто быть внутри Александра было восхитительно, но теперь ощущения захлестнули его полностью. Прилагая усилия, чтобы двигаться изнутри наружу и обратно, он еще увеличил ритм, когда Александр крепче сжал ногами его талию. Если он и хотел делать все медленно, смакуя каждый миг - то сейчас, получив Александра целиком, все равно не смог бы остановить эту безумную и бесконтрольную гонку.

Он продержался недолго и, задыхаясь криком, выплеснул свое семя внутри Александра. После этого он без сил расслабился на кровати, чувствуя себя настолько усталым, как раньше еще не бывало. Лежавший на нем Александр бережно гладил его волосы, пропуская пряди между пальцами. Умиротворенный, Гефестион не сопротивлялся сну.

Александр еще долго лежал без движения, пока не удостоверился, что Гефестион глубоко заснул. Только тогда он освободился из переплетения их тел; обретший мягкость член Гефестиона выскользнул легко. Затем Александр медленно сполз с кровати. Болело все тело, а особенно - между ног, куда проникала плоть Гефестиона. По ноге что-то стекало, и он, не глядя, вытер капли, пахшие спермой и кровью. Он не ожидал такой чудовищной боли, но, по крайней мере, ему удалось оставить в неведении Гефестиона. Александр укрыл его одеялом и, морщась от боли, подобрал в беспорядке брошенную на пол одежду. Он одевался медленно и долго, одевшись же, некоторое время просто стоял, пытаясь отдышаться и не думать о пронзающей боли.

Он уже развернулся к двери, но остановился и посмотрел на Гефестиона. Комната была едва озарена лунным светом; густая тень падала на лицо Гефестиона. Но он спал - глубоко и сладко, со счастливой улыбкой на губах. Сердце Александра дрогнуло, умоляя остаться. Но он пересилил себя и, повернувшись к Гефестиону спиной, вышел из комнаты.

Он не торопясь прошел по коридору, благодаря богов за то, что никого не встретил. Остановился он у двери  в кабинет Аристотеля. Из щели падал свет - значит, свечи всё еще зажжены, а философ работает, не спит. Александру так нужно было с кем-то поговорить. Не оправдалась его надежда, что напряжение спадет за целый день, проведенный только в обществе Буцефала. Приходилось признать - но только перед самим собой - что он не знает, как поступить. Жаль, что рядом нет Лисимаха - старого друга, который точно подсказал бы, что делать. Но Лисимах остался в Пелле -  а в Пеллу (где сейчас находились отец с матерью) Александру хотелось меньше всего. Что ж, Аристотелю платят - и немало - за обучение принца. Не откажется же он поделиться крупицами мудрости, хотя бы и поздно ночью.

На стук в дверь философ ответил: «Войдите!». Казалось, он нисколько не удивился, увидев Александра, а только кивнул на единственный свободный табурет. Памятуя о том, как больно было подняться на ноги, Александр отрицательно покачал головой и решил постоять.

- Ну что, легче стало после того, как на весь день сбежал? - мягко спросил Аристотель, кладя ладони перед собой на стол.

- Не очень, - не сразу ответил Александр. - Еще только больше запутался. И письмо, которое меня тут дожидалось… очень меня разозлило, - встретив пронизывающий взгляд учителя, Александр потупился.  

- Какое письмо? - нахмурился Аристотель.

Ну конечно, как же родителям мальчика было удержаться и не сделать ещё какую-нибудь пакость, чтобы жизнь медом не казалась.

- Письмо от отца, - ответил Александр, подтверждая предположение Аристотеля. - Он поздравил меня с тем, что удалось вывести маму из себя. Сказал, что последний раз видел ее в таком состоянии, когда после свадьбы в первый раз взял другую женщину, - по лицу Александра прошла судорога раздражения и горя. - И ещё он написал… что надеется, что мне понравилось - и дал несколько советов, чтобы было еще лучше. 

Аристотель ответил не сразу, подождав, не захочет ли Александр сказать еще что-то.

- Всё не так плохо, правда? Ты же знал, что он скажет что-то подобное, - успокоил его Аристотель.

Сам он, однако, считал, что со стороны отца было очень непедагогично давать сыну советы  в любовных делах.

- Но это не всё, - продолжал Александр, не поднимая на него глаз. - Он закончил письмо теми же словами, что сказала мама, - Александр переступил с ноги на ногу.

Идея поговорить с кем-то уже не казалась такой хорошей, а идея посидеть - такой плохой.

- Твоя мать говорила о многом, - осторожно вмешался Аристотель. Утром он, как и все остальные, наслушался речей царицы. - С чем конкретно согласился твой отец?

Александр, наконец, посмотрел на учителя, и глаза мальчика сверкали.

- Он сказал, что не следует влюбляться в Гефестиона, потому что любовь пройдет. И я могу пользоваться Гефестионом, а когда надоест - бросить его и найти замену, - Александр отвернулся, прикладывая ладони к горящим щекам. - А еще отец сказал, что Гефестион спит со мной только для того, чтобы втереться в доверие и получить власть. 

Аристотель поднялся с лавки и, обойдя стол, подошел к Александру.

- Бедный мальчик, - посочувствовал он, кладя ладони ему на плечи.

Неужели царь с царицей даже не подозревали, что у их сына ранимая душа? Аристотель понял это с самого начала, едва узнав Александра. Мальчик жаждал любви - любой - а без неё увядал. Два месяца назад царь посетил Миезу и заметил Аристотелю, что сын выглядит веселым и жизнерадостным, как никогда. Аристотелю очень хотелось тогда сказать царю кое-что. «Он всю жизнь жаждет твоей любви и любви матери - бескорыстной родительской любви. А вы используете его в борьбе друг против друга, внушаете, что важен лишь его статус принца, а не личные качества». Конечно, Аристотель не сказал этого Филиппу. Здесь, в Миезе, вдали от родителей и в окружении друзей, мальчик ожил - и неудивительно. Он узнал, чего стоит сам и чего может требовать от других. Но Аристотель справедливо полагал, что ни царь, ни царица, так и не осознали, какую боль причиняют сыну, как сами подрезают ему крылья. 

Александр почти не надеялся, что хотя бы мать или отец одобрят его отношения с Гефестионом. Надеялся он на другое - что они проигнорируют это и не будут вмешиваться в его жизнь. Худшее, чего можно было ожидать - это если мать будет против, а отец за - и они опять сцепятся, когда новый повод подогреет старую вражду. В сущности, так и произошло. Но что было для Александра полной неожиданностью - так это то, что оба назвали Гефестиона обманщиком, использующим Александра. И оба заявили, что любовь приведет Александра к краху.

- А что, если они правы? - пробормотал мальчик, уткнувшись в плечо Аристотеля.

Это было ужасное предположение; оно само по себе едва не сломило Александра.     

Аристотель тщательно продумал свой ответ.

- Насколько мне известно, ни твой отец, ни твоя мать по-настоящему не любили. Им известны лишь политика, расчет и власть. На их глазах раз за разом кто-то совращал Филиппа и других власть имущих, лишь бы повысить собственный престиж и захватить больше полномочий. Нет ничего странного в том, что твои отец и мать во всем видят корысть - ибо они не знали ничего, кроме корысти. И, Александр, - мрачно добавил Аристотель, - тебе тоже придется столкнуться с такими людьми. Они будут изображать любовь к тебе, будут вести себя так, словно ты им нравишься - но в итоге окажется, что они лишь использовали тебя. Тебе следует знать это, а твоим родителям - постоянно тебя предостерегать. Царь ни на мгновение не должен терять бдительности, особенно в сердечных порывах. Да, в конце концов, всем что-то от тебя нужно. 

- Даже Гефестиону? - еле слышно спросил Александр.

Аристотель снова выдержал паузу и лишь потом ответил.

- Ты уже прочитал отрывок из Платона, который я задал? - Александр, немного сбитый с толку переменой темы, кивнул. - Помнишь параграф об отряде любящих и любимых?

Александр снова кивнул.

- Это одно из моих любимых мест у Платона, - признал он. - Когда я стану царем, у меня тоже будет такой отряд.

- Обязательно будет, - ласково сказал Аристотель, соглашаясь.

Он не очень верил в жизнеспособность подобных замыслов, но если кто и мог воплотить эту идею, так это Александр. Возможно, его представления были бы четче, случись ему самому принять участие в сражении.

- А ты думал, как это осуществить?

- Ну… Конечно, пример должны подавать лидеры, - задумчиво ответил Александр. - Если люди в тебя не верят - то и не пойдут за тобой. Если полководец заботится о своих солдатах, знает их по именам, лечит их раны и переживает вместе с ними все военные тяготы - то он одержит победу, и воины будут любить его.

Аристотель одобрительно кивнул. Определенно, Александр провел много времени, размышляя над этим вопросом.

- А что полководцу нужно от своих воинов?

- Верность. Старание. Мужество.

- А воины что хотят от  полководца?

- Победу. Трофеи. Возможность передохнуть и покутить между битвами. И осознание того, что они сильнее врага. 

Аристотель подумал, что Александр, должно быть, немало времени провел в отцовских отрядах, раз так хорошо изучил желания и нужды простого солдата.

- Их требования справедливы?

- Конечно. Полководец не может без своих солдат, а армия не может победить, если ее не ведет хороший генерал, - Александр умолк и задумался. - Вы хотите сказать, что отношения между двумя людьми - такие же?

- Хорошие отношения - такие, - поправил Аристотель. - Если одна сторона только дает, а другая только получает - это неправильно. Прочные отношения, которые не сломят ни время, ни трудности, основаны на равенстве: ты получаешь столько же, сколько отдаешь, - философ улыбнулся Александру. - Я много наблюдал за вами. Вы с Гефестионом настоящие друзья, друг за друга горой. Вместе вы добились большего, чем каждый из вас смог бы по отдельности. Конечно, ему что-то от тебя нужно. Твоя любовь и дружба, верность, твое время. И он отдаривает тем же, и это нужно тебе не меньше. Другие же люди - те, о которых тебе предстоит позаботиться в качестве царя - дают то, о чем ты не просил, а взятое никогда не возвращают, - Аристотель сделал паузу. Мысли Александра можно было сейчас читать по его глазам.

Александр, наконец, осторожно высвободился из его объятий и улыбнулся учителю. Он все еще был озадачен и раздражен, и боль еще не прошла - но уже появилась уверенность.

- Спасибо, - сказал он мягко. - Воистину вы мудры, учитель.

- Я же философ, - сухо ответил тот. Александр пришел в себя и всё у него будет в порядке. - Теперь беги спать, а мне надо доделать кое-какую работу.

Александр улыбнулся ему еще шире и неторопливо вышел из комнаты.

Вернувшись в спальню, Александр всё так же медленно разделся и снова залез в кровать. Боль он едва замечал, а почему так - то ли она ушла, то ли он просто перестал обращать на неё внимание - было лень даже думать. Он коснулся руки Гефестиона и потряс ее.

- Гефестион. Проснись.

Гефестион перевернулся на другой бок, неразборчиво промычав что-то. Александр вздохнул и стал расталкивать его сильнее. Гефестион, наконец, открыл глаза - и улыбнулся, увидев склонившегося над ним Александра. Но лицо Александра было так серьезно, что улыбка Гефестиона потускнела.

- Что случилось? - спросил он, садясь на кровати.

- Я говорил с Аристотелем, - тихо начал мальчик.

Гефестиона задело то, что Александр не остался в постели после того, как занимался с ним любовью. Но взгляд его друга теперь был спокоен и ясен - особенно в сравнении с сегодняшними безумными взглядами -  так что Гефестион тоже успокоился.

- То письмо… было от отца.

- Я догадался, - кивнул Гефестион.

- Он писал, что я должен тебя бросить, - продолжал Александр, - что ты со мной только ради власти, и я должен бросить тебя прежде, чем ты мне навредишь. Отец сказал то же, что и мама.

- Я никогда не причиню тебе боли! - вспыхнул Гефестион. - Я люблю тебя!

Александр прислонился к нему, сидя рядом.

- Я знаю, - тихо ответил он и  повторил снова, словно закрепляя клятву, - Я знаю.

Несколько мгновений они сидели так в молчании, а потом Александр продолжил:

- Сегодня я весь день думал об этом - правы они или нет? Неужели ты используешь меня? Я идиот, что мог так подумать, - но в какой-то момент я допустил, что они могли быть правы. И потом, когда мы занимались любовью, мне было так больно, что я не мог просто лежать и думать об этом. 

У Гефестиона екнуло сердце.

- Я сделал тебе больно? - в ужасе прошептал он.

- Идея была моя, - отрезал Александр. - Я сам виноват, что поранился. Наверное, мы что-то не так сделали, - упрямо продолжал он, повернувшись к Гефестиону. - И не смей укорять себя за мои ошибки! Я же сказал, что сам виноват. По крайней мере, я рад, что тебе понравилось.

Гефестион прижался щекой к его волосам и попытался не думать о том, что причинил боль Александру.

- Почему ты решил поговорить с Аристотелем? - наконец решился спросить он.

- Аристотеля считают мудрым. Кроме того, он здесь третья сторона, и его мнению я могу доверять. Учитель сказал, - Александр на миг прервался и взял руку Гефестиона в свою, - он сказал, что я столкнусь с людьми, которые захотят меня использовать. Я должен всегда быть начеку и не позволять им этого. Но еще он сказал, что ты не такой. Аристотель видел, что мы с тобой помогаем друг другу. И теперь мне намного лучше, потому что у меня есть причина любить тебя.

- Я никогда не стану тебя использовать, а любить буду всегда, - выдохнул Гефестион, сжимая ладонь Александра.

- Я знаю.

                                                                 * * * * *

Александр мирно спал, когда Гефестион выскользнул из кровати. Прошлой ночью они ничем больше не занимались: Александру было все еще больно. Но взамен они долго разговаривали, после чего Гефестион почувствовал себя намного лучше, а Александр даже смеялся. Гефестион все еще винил себя причинённую Александру боль, но скоро они разберутся, почему так произошло. Между ними снова царило согласие и понимание. Гефестион посмотрел на спящего Александра  и улыбнулся, как влюбленный дурак. Впрочем, ему позволялось, ведь он и был влюбленным дураком. 

Гефестион вернулся к лежавшему перед ним листу пергамента.

Любимые папа и мама,

Я надеюсь, что у вас все хорошо. В Миезе здорово. Я даже представить себе не мог, как много узнаю от Аристотеля. Я так рад, что приехал сюда.

Сейчас я пишу, потому что до вас, наверное, дошли слухи обо мне и Александре. Не знаю, как царь и царица узнали - но они узнали. В общем - это правда. Мы любим друг друга и счастливы вместе. Пожалуйста, не рассказывайте больше никому. Я хочу, чтобы вы знали правду, потому что  я  счастлив и потому что вы мои родители, и вас я тоже люблю. У нас были трудности, но мы с ними справились, и теперь всё замечательно.

Мама, папа - спасибо вам за то, что вы всегда были рядом, всегда помогали мне. Когда я далеко, так легко забыть, как много вы для меня значите. Но я знаю, что вы не будете против меня и Александра. Мама ведь раньше меня поняла, что я люблю его. Спасибо вам за поддержку и любовь. Чтобы понять, как много вы для меня значите, мне нужно было сначала увидеть, как родители Александра наказали его за нас. Я люблю вас. Не меняйтесь никогда, пожалуйста. И если я когда-нибудь забуду сказать, как сильно люблю вас - то это просто потому, что я забыл сказать, а не потому, что перестал вас любить.

Спасибо за то, что вы есть, и вы мои родители. Люблю вас, всегда.

Гефестион.

Вернуться к списку рассказов