341 г до н.э.
Он сегодня сказал, что мы завоюем весь мир.
Я как раз отвлёкся, потому что на его макушку собирался усесться огромный
чёрно-медовый шмель. Я видел, как от маха невидимых крыльев колышутся спутанные
волоски на любимом золотистом загривке. Александр был так увлечён, что,
наверное, не заметил бы, и если б эта тварь ужалила его в самую нежную кожу за
ухом. Я напружинился, приготовившись защищать принадлежавшую лишь моим губам
территорию. Шмель гудел деловито, выбирая, куда именно приземлиться.
Старый Аристо объяснял, как возможно управлять огромной массой дикого
народа./Между прочим, старик упорно строит мне глазки!/ Голос его слился с
жужжанием шмеля.
У меня с утра ныло в животе. А сейчас вот только-только улеглось. Наука не
лезла мне в голову. Кроме того, я ещё был полон этой ночью.
Горьковатый запах волос, скупость фраз и крепкие объятья. «Как же я люблю тебя,
мой Александр!»
Всякий раз я готов умирать в нём – вновь и вновь. Чтоб опять возрождаться. Это
счастье – быть рядом с любимым. И днём, и ночью.
Я улыбнулся: вчера Птолемей пригласил тайком девчонок.. Между прочим, одна
конопатая, со смехом звонким, как колокольчик из Священной рощи, была очень
даже ничего! Я бы, пожалуй, и согласился познать её тайны, если бы… Если бы
меня не ждало гораздо большее – быть с Александром.
- Гефестион! – голос вырвал меня из сладкого плена мечтаний. Шмель,
испугавшись, резко вжикнул вверх и исчез в саду. Ему – не то, что нам,
несчастным,- удалось немедля обрести свободу.
- Где ты витаешь, мальчик? – учитель смотрел с ласковым укором.
В принципе, Аристо не плохой мужик. Если бы не был таким старым. У него нежный
взгляд, и жёсткие пальцы. Терпеть не могу, когда он берёт вот так меня за
ключицу, заставляя распрямить спину, сесть ровно и отодвинуться от Александра.
Неарх и Протей прыснули смехом, зажав рты ладонями. Но им-то почаще достаётся
ощутить тяжесть его перстней на своих макушках!
Александр , обернувшись, дёрнул плечом с досадой. Я увидел, что он – далеко, не
с нами. На его лице прочитал : «…Весь Мир!» Сердце ухнуло вдруг, и
быстро-быстро забилось в груди – угонюсь ли?
Вчера в его глазах я увидел ревность. Я готов был его придушить в счастливых
объятьях :«Брось, ты что! Да она мне совсем безразлична!»
Он позлился немного, молчал, но потом был податлив и даже более пылок, чем
прежде. Я его целовал в губы, знал, что сегодня – можно. Он дрожал, хоть уже
наступила весна и совсем тёплыми становились ночи. Я обнял его, чтоб согреть,
благодарный за ласку. Он ещё немного молчал, а потом, отстранившись, промолвил:
- Знаешь, мы завоюем весь мир! Веришь?
- Верю, - я отвечал без раздумий. Сердцем. Потому что он сказал «мы», и оба
знали, о ком он.
Как тут уснёшь? Проговорили до самого рассвета.
Этой ночью в Мьезе опять зацвели груши…