Не следовало пить неразбавленного вина. Оно, выдержанное и
густое, не сразу ударило в виски, а коварно выждав момент, внезапно сделало
тело ватным.
Шумная пирушка была в самом разгаре. Гефестион перестал улавливать смысл окружающих
разговоров. Почувствовал, что с трудом может сосредоточить взгляд. А откуда-то
из глубин, от самого желудка разливалась сладостная, щекочущая нега. Захотелось
немедленно поцеловать Александра. Захватить его мягкий, влажный язык, засосать
до боли. Потом задрать его тунику…
- Пойдём отсюда! – Александр внезапно вскочил со своего ложа. Похоже, он был
чем-то жутко недоволен. Его щёки пылали, в глазах не зрачки – две колючие
точки.
Гефестион сделал попытку подняться следом. Очевидно, он что-то пропустил?
Филипп, возлежавший с кубком в противоположном конце, насмешливо щурит налитый
кровью глаз. Он растрёпан, венок подвял и сполз на левое ухо. По бороде стекает
вино, влажные губы кривятся в ухмылке, чуть обнажая блестящие зубы с щербинкой.
Обнимает одной рукой юную рабыню. У девицы, на вид совсем непорочной, пылают
щёки. Но от вина и она уже почти осмелела. Из-под ресниц наблюдает, как на
столе кривляется под общий хохот пьяница и дурачок, жирный Сестий, изображая
похотливого силена. Он издаёт неприличные звуки, икает и тут же громко рыгает.
Вокруг бородатые, влажные от пота и громких споров люди. Горланят, перебивая
друг друга. Музыкантов никто и не слышит. Они давно не стараются, поглядывают
на кухню, откуда рабы выносят всё новые блюда.
Всё как обычно.
Александр ещё ни разу не сумел высидеть до конца подобной трапезы. Предпочитал
сохранять ясность рассудка и не желал попусту тратить время. Выдерживал, лишь
покуда было прилично. Потом всегда уходил, и долго сжимал кулаки в досаде:
- Никогда не буду таким! Как можно – не помнить себя, скотам уподобляться!
Гефестион очнулся. Александра и остальных его юношей уже не было видно.
- Что ж ты, красавчик? Поднимайся. Твой царевич ушёл, тебя не дождавшись.
Обидный хохот заставил кровь броситься в лицо, на миг прояснил ум. Он вскочил.
Всё тут же поплыло перед глазами. Он тряхнул головой, стараясь расправить
спину.
- Хочешь, провожу! – рыжий кучерявый Пратин обхватил его за плечи, дыхнул в
лицо перегаром. Гефестион резко сбросил его руку:
- Не надо. Сам дойду.
Тот засмеялся ему вслед с досадой.
Он шёл прочь, изо всех сил ступая твёрдым шагом. У него не очень-то получалось.
- Александр мог бы и подождать, - пробормотал он, проходя мимо сочувственных
глаз Энния, несшего сегодня службу у двери.
Везде, кроме пиршественного зала было теперь темно. Александр успел уйти, его
не было видно.
Гефестион побрёл, проклиная себя за дурацкую поблажку, обещал более впредь не
напиваться.
- Стой, красавчик, не торопись, - его догнали двое. Один – из бывших любовников
Филиппа, Павсаний. Второй – товарищ Гемиста, старшего брата Гефестиона. Его
звали Ипполит. Он часто гостил у них в доме раньше. Потом между Ипполитом и
Гемистом прошла Эвника, и друзья превратились в заклятых врагов. Так бывает.
Юноша остановился, недоумевая, какое у этих двоих может быть к нему дело?
- Не торопись, тебе говорят, зеленоглазый! - Павсаний смотрел без вражды,
скорей с интересом. Оценивающе. Гефестион явно был по вкусу ему. Как же иначе,
ведь парень - симпатяга!
Ипполит старался не выказывать чувств, лицо его было холодно и надменно.
- Кое-кто желает тебя видеть, - всем была знакома эта манера Павсания
растягивать слова. Словно он принуждает себя говорить, хоть ему совсем неохота.
- Я спешу, - он дернулся было уйти, но Ипполит заступил ему дорогу:
- Ты не понял? Нам приказано тебя проводить, - тон его не допускал
возражений.
Приказать мог лишь один человек. И Гефестион был вынужден повиноваться.
В груди его забухало беспокойно.
Чего хочет от него царь? Наверняка, знает о них с Александром. Как же держаться?
Как вести себя? И не с царём даже – с отцом любимого человека. Будь что будет.
Филипп уже ждал его в уединённом покое. Стоял прямо, запахнувшись в богатый
восточный халат, венок валялся под столом. Будто и не пил вовсе. Только глаз в
кровяных жилках смотрит тяжким, пронзительным взглядом.
- Уйдите, - он мотнул головой, заставив провожатых удалиться.
Гефестион невольно кинул взгляд на разобранное ложе. Девчонки нигде не было
видно. Значит, они остались вдвоём. В голове у него по прежнему не было ясно.
- Проходи же, не стой истуканом, - Филипп плеснул в кубки вина жестом, так
похожим на Александра.
- Хочешь выпить? Со мной – со своим царём? Ведь не откажешь?
Гефестион пролепетал невразумительно, принял кубок, проклиная себя за то, что
угодил в переделку.
Царь осушил свою чашу, не сводя с него своего жуткого глаза. Гефестион смог
лишь сделать жалкий глоток стиснутым от волнения горлом.
- Ты вырос настоящим красавцем, похож на отца, – взор Филиппа смягчился.
- Помнишь, ведь я приезжал к вам? Ты был забавным курносым пацанёнком. Сказал,
что станешь большим и будешь за меня сражаться, как твой отец и как Гемист.
Гефестион закусил губы. Он этого с точностью не помнил. От того Филиппа
осталось в памяти лишь видение безобразного свежего шрама, изуродовавшего лицо
царя, лишившегося глаза. Тогда в первый раз Гефестион видел боевую рану так
близко. Но царь, уже успев ужиться с нею, кажется, не обращал на шрам никакого
внимания. Вот Гефестион и решил, что, несмотря ни на что, тоже станет воином.
Ведь им не ведома боль, раз такие раны не мешают.
Филипп подступил к нему ближе, взял одной рукой за подбородок. На Гефестиона
остро пахнуло чесноком и потом, перемешанными с ароматами благовонных масел.
А царь, обхватив его за плечи другой рукою, стиснул, так, что Гефестион не мог
ни дышать, ни пошевельнуться.
- Я уже тогда знал, что ты будешь хорош собою. Решил, что возможно сделаю тебя
когда-нибудь своим любимцем.
Гефестион содрогнулся, почувствовал предательские спазмы в желудке. Зачем он
выпил? И зачем там задержался? Почему, дурак, не поспешил за Александром!
- А теперь ты трахаешь моего сына, - Филипп обдал жаром его ухо, борода щекотно
коснулась шеи.
– Разве это честно? Скажи мне?
Развернул его за плечи, к себе лицом.
- Я… мы… мы любим друг друга! – от отчаянья голос Гефестиона прозвучал
неожиданно звонко.
- Что ты знаешь о любви, мальчишка? – Филипп смотрел на него с усталым
негодованьем, губы скривил в иронической ухмылке.
- Я люблю его…
- Я говорю о любви, а не о похотливом тисканье друг друга, - Филипп с силой тряхнул
его, до боли сдавив железными пальцами плечи.
- Я люблю его, - упрямо повторил Гефестион, не желая сдаваться.
Филипп зарычал, оскалив зубы, и вдруг рванул на себя и впился злым жадным
поцелуем. Юноша задохнулся, его мускулы напряглись, сопротивляясь.
Он попытался вырваться, но Филипп был чрезвычайно силён. Опрокинул его на ложе,
поборол руки, стиснул коленями ноги. Снова целовал, не позволяя кусаться.
Ему так и нравилось, когда не сдаются без боя. Он желал одерживать настоящие
победы. А этот мальчишка был как раз то, что надо. Вот только Александр…
- …Александр меня любит! – простонал Гефестион, из глаз брызнули слёзы. Он не
мог дольше сопротивляться, теряя силы.
Имя сына окатило Филиппа ледяным душем. Он отпрянул. Тяжело и шумно отдышался,
страсть медленно, неохотно, отползала, как огрызающаяся раненая львица.
Освободил судорожно всхлипывающего мальчишку от тяжести своего могучего тела.
Отошёл от ложа, отвернулся.
- Уходи, - голос царя прозвучал глухо. Он налил вина и рывком осушил чашу.
- Убирайся, слышишь! – сжал кубок, аж пальцы побелели.
Гефестион, как во сне, скатился с постели, кинулся прочь.
Ипполит и Павсаний гадали:
- Думаешь, там что-то было?
Ипполит покачал головой:
- Слишком быстро.
- Но мне показалось, мальчишка плакал.
Они не успели договорить - громкий голос царя позвал:
- Эй, кто там есть? Приведите ко мне девчонку.
Они разочарованно переглянулись.
Он шёл, не чуя ног под собой, совершенно трезвый. Старался унять против воли
катившиеся слёзы, зло смахивал их ладонью. Как он покажется в таком виде
Александру? А Филипп … что же будет дальше?
Он не знал, что царь никогда не запоминал поражений. С него достаточно было и
побед.
Зато знал одно – что любит. И любим. И даже имя - Александр – может оказаться
защитой…