Вечерний лагерь. Бойцы отдыхают после ратных трудов. Сумеречные костры, негромкий говор. Тут и там смех, ленивые перебранки, лязг оружия, которое любовно приводят в порядок. Храп коней, крики мулов, лай собак. И пение ночных цикад. Жизнь! Она всегда побеждает.
Чуть в сторонке – место страдания и мук – лазарет. Вот где работа кипит днём и ночью. Александр остался там, зная, как нужна сейчас раненым и умирающим его поддержка. А Гефестион, у которого вдруг разнылась старая рана на плече, поспешил оттуда прочь. В ночной воздух, пронизанный звёздным сиянием.
В такой горький, пропитанный дымом костров, на которых пригорает бобовая похлёбка. И сладкий – так пахнет травяной чай, смешанный с мёдом - он придаёт силы.
Возле одного из костров особенно людно. Гефестион решил пойти туда, посмотреть.
В самом центре - старик в развевающихся лохмотьях.
В пляшущих оранжевых отблесках фигура его казалась наполненной мистическим сиянием. Он декламировал:
«… Но я молчу о том, что вам известно,
А про страданья смертных расскажу…
Ведь я их сделал, прежде неразумных,
Разумными и мыслить научил.
Я не в упрек им это говорю,
Но объяснить хочу вам всё значенье
Моих благодеяний…»
Его слушали, затаив дыхание. Гефестион был поражён. Услышать здесь, за многие стадии от дома столь совершенное исполнение Эсхила! Да это просто подарок судьбы! Он вгляделся в исчерченное морщинами, одухотворённое лицо с необыкновенным взглядом огромных мерцающих при свете костра глаз. Может быть, это какой-то известный протагонист? Нет, Гефестион не помнил, чтоб видел его раньше. Голос старика звучал прочувствованно и громко. Вся страстность речи Прометея как сгусток энергии окутывала и говорившего и притихших зрителей.
Всё новые люди подходили к костру, жадно впитывая бессмертные строчки:
«….Бог иль герой,
Иль смертный к дальнему пришёл утёсу,
Чтоб на мои страданья посмотреть:
Взгляните же на скованного бога…»
На нём не было обычной для актёра маски, но каждый – каждый! – видел страдающего прикованного на вечные муки Героя.

Когда он закончил монолог, некоторое время все молчали. В круг быстро вскочил худенький черноволосый мальчик лет десяти, подхватил старика под руку и повел в сторонку присесть: старик ничего не видел. И, словно сняв доспехи героя, превратился вдруг в дряхлого, сгорбленного старца. Слушатели завозились, загудели голоса, всё ещё под впечатлением от пережитого. Многие из них отлично знали, что значит страдать. Мальчик подставлял худенькие грязные руки, в которые ему со всех сторон совали кто кусок лепёшки, кто луковицу, кто миску похлёбки. Ребёнок всё это складывал возле ног усевшегося на рогожу деда.
- Дедушка, поешь, вот… - он вложил в руку старика хлеб и поставил ему на колени миску с дымящимся варевом. Тот принялся неспешно и как-то благоговейно есть. Лишь убедившись, что с дедом всё в порядке, мальчик позволил себе взять кусочек лепёшки. Луковицу, несколько яблок и сыр он ловко упрятал в нищенскую котомку, которая была едва ли не больше него самого. Затем с жадностью воробьишки накинулся на хлеб. Голодный ребёнок. У Гефестиона сжалось сердце. Сколько их, таких же жалких бродит разоренными тропами войны!
Мальчик, быстро покончив с едой, достал из сумы тоненькую дудочку, на манер пастушьей флейты. И, не обращая ни на кого внимания, заиграл какой-то мотив. Музыка заструилась нежным потоком, как лёгкий дымок уходя в небо. Гефестион, собиравшийся было уйти, заслушался, как заслушались и многие, не успев разойтись от костра.
Мальчик играл вдохновенно, без всяких усилий. Его маленькие пальчики перебирали отверстия на древке, рождая нечто столь же завораживающе прекрасное, как и искусство его деда.
Гефестиону подумалось, что такой вот отдых очень полезен солдатам, которые, пережив ужасы войны - кровь, мучения, смерть - сохраняли человеческий облик благодаря подобным этому мгновениям высокого божественного откровения.
А ещё он подумал, что было бы хорошо Александру его послушать. Он знает толк в музыке, способной и врачевать душевные раны, и вести в битву.


Он вспомнил о старике - актёре и маленьком музыканте, когда прошло несколько дней и рассказал о них Александру.
- Да, я слышал что-то такое. Говорят, этот старик - афинский трагик – и когда-то был очень неплох. Интересно, что привело его сюда?
- Он выглядит как нищий. И его мальчик, не знаю, наверное, внук, помогает ему собирать жалкие крохи, как подаяние.
- Внук… - Александр задумался о чём-то. Его, похоже, тронула эта история.
- Да, совсем ребёнок. Он служит старику поводырём. И сам прекрасно играет на флейте. Я даже хотел позвать его, чтоб ты послушал.
- Так хорошо играет?
- Да, весьма неплохо.
- Что ж, я бы, пожалуй, послушал. Пусть их найдут и приведут сегодня вечером.

Гефестион заметил их возле речки. Старик сидел на берегу, обсыхая после купания. А мальчик аккуратно расчёсывал его волосы. Расплетённые, они длинными седыми космами спускались вдоль сгорбленной спины до сухих старческих ягодиц. Малыш казался рядом с ним маленьким голенастым оленёнком. Трогательно выпирающие лопатки, а рёбра можно сосчитать – до того худой.
Гефестиона встретил насторожённый взгляд огромных небесной синевы глаз. Удивительные печальные глаза!
- Добрый день вам.
- И тебе добрый день, прекрасный господин, - старик повернул к нему благородное, видимо, когда-то необыкновенно красивое лицо, с мутными белёсыми глазами, которые больше не служили ему верой и правдой, как раньше.
На свету он ещё что-то различал, но в сумерках становился совершенно слеп.
- Я – Гефестион, близкий друг царя.
- Я узнал тебя, светлейший, - старик улыбнулся. – Моё имя Гесион. А это мой внук – Фигий. Он - это всё что есть у меня.
- Я видел недавно ваше выступленье. И рассказал царю.
- Благодарю, светлейший. – Лицо старика озарилось радостью.
- Он хочет пригласить вас сегодня вечером к себе, чтобы послушать.
- Что ж, думаю, мы с радостью придём и усладим его слух нашим искусством.
- Отлично. Так, значит, вечером.
Старый актёр кивнул величаво. Он бывал царем не раз. На сцене.
- Где же твои обещанные артисты? – Александр отставил на стол кубок и устало откинулся на походном ложе. Он сегодня целый день провёл в седле. Ноги гудели. Но всё шло как надо, и он мог позволить себе этот отдых.
В самом деле, старик должен был уже давно появиться.
- Скажи, пусть за ними пошлют.
- Не надо, я приведу их. – Гефестион почему-то решил, что непременно сам сделает это.
Было уже темно. Он поискал глазами возле костров. Возможно ли, чтобы старик забыл о царском приглашеньи?
Но нигде не было видно той толпы, что обычно собиралась послушать артистов.
Гефестион расспросил. Ему указали, где они могут находиться.

Старец в своём потрепанном одеянии сидел под большим деревом, недалеко от повозок. Лицо его было похоже на мёртвую маску. Спину он держал неестественно прямо. На шаги в ответ повернул насторожённый невидящий взгляд.
- Старик! Да ты что, забыл о приглашеньи? Царь ждёт тебя. – Гефестион осёкся. По лицу старика стекали слёзы.
- Что? Что случилось?
Он поискал глазами Фигия, мальчика нигде не было видно.
- Твой внук... Где он?
Старик молча плакал. Это было страшно - видеть, как тёмные слёзы, блестя в свете луны, катятся по щекам, похожим на кору древнего дуба.
Гефестион схватил его за тощие плечи:
- Где Фигий?
Старик лишь прикрыл глаза и ничего не ответил.
- Светлейший, там, - один из сопровождавших его воинов указал в темноту, где неподалёку шевелились неясные силуэты.
Гефестион ринулся туда, чувствуя, что там найдёт, что ищет.

Один из солдат, зажав мальчишке рот, стискивал его худенькие плечи и удерживал руки, чтоб тот не мог сопротивляться. Второй, здоровенный, борясь с его брыкающимися ногами, пытаясь найти ритм, сопел недовольно и рывками всаживался в него.
Гефестион зарычал и кинулся на них. Раскидал, как щенков, едва удержался, чтоб на месте не убить.
- Арестовать! Негодяи! Вам что трофеев мало? Как вы только посмели!
Мальчика, жалкого, трепещущего, как осенний лист, поднял. Прижал к себе, как мог успокоил. Бедняга!

- Я не понимаю, Александр! Как они могли? Ведь они слышали, как он играет, - у него комом сжало горло.
- Я не думаю, что эти двое бывали там, когда старик играл свои драмы. Есть такие, которые слепы и глухи, - щёки царя ещё горели гневным румянцем:
- Не скажу, что всё зло в мире от них. Просто… такова жизнь. Все разные. Как их судить? Они - вот такие.
- Скоты!
- Для них он был лишь добычей. Разве ты никогда не видел, как они врываются в захваченный город?
Гефестион, стиснув кулаки, сокрушённо покачал головой. Тех двоих он велел высечь и выгнать вон. Но сколько ещё им подобных! Ладно, если Александр прав, и эти двое не были у того костра.
- Жаль, что ты так его и не послушал, - Гефестион поиграл желваками.
- Ещё послушаю, филэ. – Александр накрыл его кулак своей ладонью.
- Знаешь, мы отправим его к Эвию. Думаю, если мальчик так талантлив, пусть учится у лучшего из учителей. Не всегда же будет война. И он нам не на одном пиру сыграет.

Вернуться к списку рассказов