Ты наклоняешь голову влево, как молодой бог, слушающий рассказы смертных о Титанах.
Твоя душа приняла подобающий сыну Зевса облик - зримый идол для поклонения твоему гению. Ты воплощение калокагатии, прекрасный душой и телом.
Щеки и скулы - холодный мрамор . Копируя творение богов, я не так страшусь кары за дерзость, как неверного жеста.
Губы, подарившие мне один поцелуй - память о нём я высекаю в камне.
Лоб - хмуришься, читая письмо. Не моя недостойная рука - а только время - проложит морщины на челе в венце кудрей - мягких - нерасплетающихся.
Зрачки - капли очистительного пламени. Я не Прометей, чтобы красть его; не Пигмалион, чтобы оживлять камень.
Ты больше скульптор, чем я. Ты меняешь весь мир, даешь ему новую суть и форму.
Гефестион входит в спальню, шурша зеленым шелком.
Я кладу резец, киваю слуге, чтобы отнес в мои покои инструменты и незаконченный бюст. Я не буду творить, не видя Александра, но поцелую на ночь бескровные губы изваяния.
Гефестион склоняется к царю - они похожи и оба прекрасны. Однажды я упрекнул Александра в том, что он жалеет время и не позирует мне.
«Тогда лепи меня с Гефестиона», - ответил Александр.
Я выхожу за дверь и иду к себе по гулкому коридору.
Нет, Александр, я не стану ваять тебя с хилиарха. У него прекрасный лик, но не твой. Я смотрю на Гефестиона глазами ревнивца - а мрамор чуток, он слышит и вбирает чувства творца. Я ласкаю статую острым инструментом, мечтая ласкать пальцами твою кожу. Извлекаю твой образ из камня труднее и бережней, чем повитуха принимает ребенка.
За один твой холодный поцелуй я совершаю это святотатство, оставляя потомкам бюст, похожий на тебя чертами лица, но говорящий о твоей душе не больше, чем глыба, вообще не тронутая резцом.
Я уже в конце коридора, когда дверь царской спальни отворяется, выпуская Багоаса. Я ушел сам - он ждал, пока выгонят. Бедный юноша; мы с ним чем-то похожи.
Ты выделяешь меня и щедро платишь за статуи, изваянные, в общем, слепцом. Нет, я не слеп - но ты не знаешь, как мало я вижу и как много чувствую. Любовь слепит и дает иное зрение. Я высекаю тебя в камне так, как вижу - а я люблю тебя и вижу совершенным. Люблю сильнее, чем твой евнух или Гефестион. Поэтому тебе так нравятся мои портреты. Кто видит их - тот видит тебя глазами влюблённого.
Через сотни лет от тебя останется слава и преображенный мир, от меня - только скульптуры. Люди будут смотреть на них - и любить тебя, и называть богоподобным.
В каждом их взгляде будет воскресать моя любовь, а в сердцах - пробуждаться собственная.
Ты бессмертен, Александр, и в легком наклоне головы будет вечно сквозить насмешка надо мной и всяким, кто возомнит, что разгадал и полюбил тебя.