- Возможно ли, чтобы истоки великой реки – могучего египетского Нила – находились здесь, высоко в горах, на краю земли?Аристотель постучал кончиком длинной указки по удивительной мозаике – карте известного мира.
Неугомонный теплый ветерок ерошил седые волосы на голове учителя, дергал его за гиматий, горячо дышал в лица мальчишкам, сидящим на поваленных опорах древнего храма. Урок тянулся долго. Кассандр со скучающим видом рассматривал ветви олив, Филота щурился на учителя, в уме составляя список того, что нужно попросить у отца в следующем письме.
- В этом случае, - продолжал Аристотель, чертя заманчивую, никем ещё не преодоленную дорожку по изгибам неизведанных вод, - опытный мореплаватель сумел бы пройти отсюда по этой реке на Восток к великим равнинам Индии, а затем – в Восточный Океан, вдоль края мира…
Александр с горящими глазами ловил каждое слово Аристотеля, впиваясь взглядом в мозаику так жадно, словно впечатывал в память каждый цветной камешек. Египет, Персия, Бактрия, Согдиана, Индия… Когда смотришь на карту, мир кажется совсем маленьким, а путь – коротким!
Гефестион слушал с особым вниманием, но внутренний голос заглушал слова учителя. Сердце уже само знало, само предчувствовало путь до самого края мира – путь Александра - который окажется гораздо дальше, чем на карте Аристотеля. Вместе они составят новые карты, заложат на человеческих костях новые города, скрепляя основы собственными потом и кровью. Да, новые города…
- … а потом этим путем вверх по Нилу обратно в Египет, в Среднее море – и попасть домой в Грецию,- Аристотель с ликующим видом, словно сам проделал весь путь, упер кончик указки в область Аттики.
Мифический восток – земли, где обрели славу Ясон, Дионис, Одиссей.
Александр вскочил на ноги, движимый тем же порывом, что и учитель, и заговорил легендах – он знал их почти наизусть и по вечерам читал лежащему рядом Гефестиону – и о героях, проложивших путь на Восток. Звонкий голос золотоволосого царя разбудил задремавшего было Неарха. Кассандр повернул голову, щурясь заранее неодобрительно. Глаза Аристотеля смеялись: сказанное сегодня запало в душу будущего вершителя судеб и, как добавленное в огонь масло, заставило его пламень полыхать ещё ярче.
- …об этих землях складывают легенды… все, кто уходили на восток – Тесей, Ясон, Ахиллес – возвращались победителями… - вдохновенно говорил Александр, мечтая вслух и заражая друзей своими мечтами.
Только Гефестион вздрогнул от его слов: филэ забылся, ведь не вернулся Ахиллес из-под троянских стен…
Аристотель обнял царевича за плечи, мягко усадил на место, называя легенды досужим вымыслом, предостерегая от глупостей. Но, доверчиво взглянув в лицо учителя, Александр заметил озорную улыбку – золотые искры в мудрых глазах Стагирита.
***
- Ксандре!
Гефестион теребил спящего друга за голое плечо. Тот проснулся мгновенно, но не подал виду.
- Ксандре! Проснись! Ну Ксандр!
Не стерпев горячего шепота Гефестиона над самым ухом, Александр открыл глаза. Схватил мальчика за длинные волосы, притянул его, не сопротивляющегося неожиданной грубости, близко-близко, к самому лицу.
- Это ты? Я уже думал, ты решил заночевать в библиотеке.
Гефестион загадочно улыбнулся.
- Вставай. Хочу показать тебе кое-что.
- Прямо сейчас? – проворчал Александр, отпустив Гефестиона.
- Да, - энергично кивнул тот. – Пойдём, Ксандре.
Александр вылез из-под одеяла и встал с жесткого ложа, словно не замечая на своем теле восторженного взгляда Гефестиона. Скрепив хитон, мальчик улыбнулся, склонив голову к левому плечу.
- Веди.
Неслышно притворив дверь, они на цыпочках прокрались по широкому коридору к выходу, пробежали через душистый полумрак сада к разрушенному храму. Гефестион волок Александра за руку, как подругу или младшую сестрёнку. У мозаичной карты он замер, переводя дыхание. За спиной сопел запыхавшийся от сумасшедшего бега Александр. Гефестион обернулся, чуть дрожащей рукой заправил за ухо выбившуюся прядь темных шелковистых волос.
- Видишь?
- Что? Карту?
Гефестион кивнул и протянул руку. Ладонь Александра легла в его ладонь, тоже – дрожащая. Гефестион отвел его на несколько шагов восточнее Индии и края мира и раздвинул высокую траву между вросшими в землю ребристыми колоннами.
- Вот.
Он потупился и выпустил руку Александра, ожидая его суда. Собственная затея вдруг показалась глупой и неуместной.
А золотоволосый мальчик пока не находил слов. Опустившись на корточки, он разглядывал вдавленные в землю плоские камешки: новый кусочек карты. Окружность из коричневой гальки и выложенное продолговатыми меловыми обломками: «Александрия».
Гефестион опустился на колени рядом и сглотнул. От волнения в горле пересохло, и собственный голос казался чужим. Чересчур взрослым, наверное.
- Я обещаю, Александр, что когда-нибудь построю для тебя город далеко-далеко на востоке, - Гефестион даже закрыл глаза, чтобы не сбиться. Ладони нервно комкали подол хитона, - и он будет называться Александрией. Сейчас я могу подарить только мечту о городе Александра и обещание, что однажды ты войдёшь в ворота, за которыми восходит солнце….
Чувствуя, как навертываются совершенно непонятные слезы – ведь ничего плохого не стряслось?... – Гефестион умолк.
Александр крепко обнял его, замерев в неловкой позе, уткнувшись носом в плечо.
- Гефестион, это самый лучший подарок.
- Я сдержу обещание, - улыбнулся Гефестион. От слез не осталось и следа.
Александр заглянул ему в лицо.
- Но зачем мы пришли сюда ночью? Днем видно ничуть не хуже… - голос царевича звучал слегка удивленно, словно это открытие только что пришло ему в голову.
Гефестион смутился, кровь прилила к щекам, и все простые слова куда-то подевались.
- Вчера, в палестре, - он перешел на шёпот, чтобы скрыть дрожь в голосе, - ты сказал, что возьмёшь реванш…. Так бери.
Мальчик встретился взглядом с Александром: глаза царевича мерцали, как мокрый уголь, но понимания в них не было. При чём тут палестра, и какой может быть реванш, и…
Не находя слов, Гефестион крепко прижал Александра к себе, пьянея от знакомого запаха мягких волос. Погладил по худому плечу с выпирающими косточками, по спине, вниз по позвоночнику.
Александр оттолкнул его, высвободился из кольца рук.
- Ты чего?
Ладони похолодели до самых кончиков пальцев, которые миг назад казались горячее раскаленного железа. Но в другой раз уже не набраться смелости для…
Гефестион немеющими пальцами расцепил хитон, глядя неотрывно в распахнутые глаза Александра.
Тот перехватил его запястья. Хитон сполз до талии, обнажив грудь – крепкую и уже в ссадинах, как и полагается молодому воину.
- Ты как будто сам себя боишься, - удивленно прошептал Александр. – Не надо. Ахиллу было столько же, сколько нам сейчас, когда они с Патроклом прощались перед отплытием на Скирос.
Гефестион кивнул. Он знал эту историю: они придумали её вместе с Александром, но она так хорошо укладывалась в канву мифов, что походила на правду. Тихий голос Александра и напоминание об общих мечтах успокоили мальчика, уняли противную дрожь.
- Ни себя, ни меня не бойся, - Александр выпустил ладони Гефестиона только для того, чтобы самому довершить начатое.
Он помог ему освободиться от одежды и снял свою. Потом погладил Гефестиона по прямым, секущимся на кончиках волосам.
- Пусть город, который мы заложили, пока только на карте, увидит любовь, а не войну.
- Я люблю тебя, Александре.
Они легли на расстеленную одежду в нескольких шагах от обрисованного картографами края мира, узнавая друг друга заново. Каждое прикосновение знакомых пальцев к привычным для них изгибам будоражило новизной и несло иной, почти магический смысл. Сила, которую оба до этой ночи пытались стреножить и усмирить, теперь свободно вливалась в каждое движение, вела их руки и пальцы, сглаживая неловкости первого раза. Далекие предки тех, кто основал нанесенные на карту государства, дали имя этой силе: Эрос. Она возвышала Александра и Гефестиона – одно целое - до настоящего края мира, за которым – пульсирующие разводы света и невыносимо сладостное единение. А потом – вниз, словно на ветхом плоту по порогам горной речки: неудержимо, грубыми толчками, отчаянными рывками. Мир опрокидывается, и оба должны захлебнуться и умереть от сокрушающей волны чувств – но нет, живы, и тяжелое дыхание поднимает их груди – и они лежат, обнявшись, недвижно, словно выброшенные на берег после кораблекрушения.
***
Гефестион тщательно отряхнул одежду, но в темноте было плохо видно, осталась грязь или нет. Александр наклонился к своей «Александрии» и выцарапал крайний камешек из тех, что обозначали город.
- Я возьму его, Гефестион, - юный царь зажал светло-коричневый окатыш в кулак, - и заложу как первый камень моего города, когда мы пойдём на Восток.
«Лучше принеси обратно в Миезу, когда вернёмся», - подумал Гефестион с легкой грустью, уводя Александра из развалин за руку, как и привёл. Сердце больно билось о ребра: оно само знало, само предчувствовало, что в Миезу, как и в детство, возврата не будет. И только на рассвете, лежа без сна под боком у мирно дремлющего Александра, Гефестион вспомнил, что не проложил дорогу за край мира к этому городу, в чьих стенах ночует солнце и вместо войны царит любовь.