Гефестион вернулся с улицы: кожа вобрала тепло солнца, волосы - терпкий запах трав. Осторожно прикрыв дверь, Гефестион пересек комнату, сел на краешек кровати Александра. Тот оторвался от «Илиады», когда Гефестион спросил:
- Ты уже написал Аристотелю миниатюру в двести слов?
- Пока нет. А ты?
Гефестион протянул ему свернутый пергамент.
- Прочтёшь? Вдруг ошибки…
Александр расправил свиток.
«Гефестиона Аминтора
Миниатюра
на тему:
Цитата учителя.
«У кого есть друзья, у того нет друга».
Как справедливо! Дидаскалос мог сказать это, глядя на нас. Леоннат, Пердикка, Филота, Неарх неразлучны, готовы умереть друг за друга, когда закончится обучение в Миезе и царь поведет нас в Азию. Мы едим тот же хлеб, пьем ту же воду. Делим себя на всех, как разделяем кров и пищу. Прощаем синяки раньше, чем они заживают; зимними вечерами вместе греемся у камина. Но самые глубокие раны и самое жаркое тепло мы носим в себе молча. Им нельзя поделиться со всеми: в него можно лишь впустить. Впустить одного.
И, думаю, верно и обратное: у кого есть друг, у того нет друзей.
Но я готов.
Из части множества стать половинкой целого. Оказаться перед закрытыми дверями многих ради права входить без стука к одному.
Я готов.
Готов сказать...»
Александр посмотрел на Гефестиона. Тот разглядывал свои испачканные чернилами пальцы. Царевич отложил пергамент, привлек мальчика к себе и крепко обнял. Зарывшись носом в шелковистые волосы, пылко прошептал:
- Гефестион! Не прав Аристотель. Я докажу ему. Я поведу в Азию большую армию, и возьму Неарха, Кассандра, Леонната, Птолемея - всех. Они мои друзья - hetairoi. Но только ты - ты один - всегда будешь моим phile.
Гефестион отстранился и пытливо посмотрел в глаза Александру:
- Так как тебе… сочинение?
- Очень лаконично. Ты мог бы написать еще слов сто… - одобрительно улыбнулся Александр.
- Нет, - угрюмо мотнул головой Гефестион. - Их нельзя написать, можно только сказать. И не сотню - всего три.
Я люблю тебя.