Take my hand, lead me to some peaceful land
That I cannot find inside my head
Wake me with your love, it’s all I need
But in all this time still no one’s there…
George Michael “The strangest thing”
Царапина на лбу саднила, из глубокого пореза на левом плече все еще сочилась кровь, но я не обращал внимания. Я слишком устал. Теплая вода расслабляла утомленное тело, я вытянулся, закрывая глаза.
Огромное войско Дария было разбито, беспорядочно бежало, оставляя раненых и бросая обозы. Как я мог сомневаться в Александре, как могли сомневаться остальные – Парменион, Антигон, даже Птолемей? «Он ведет нас на верную смерть», - сказал Клит накануне. Но когда на рассвете Александр проезжал вдоль фаланги, белые султанчики перьев трепетали на шлеме, все, до последнего воина, были готовы совершить невозможное. «Забудьте ваш страх, забудьте о смерти, и вы покроете себя славой, сравнимой со славой бессмертных героев!» Его голос потонул в стуке копий о щиты. Александр казался богом, в тот момент он и был богом, самим Аресом, неистовым и беспощадным. Тысячи глаз провожали его, сверкающего всадника на огромном черном жеребце, и тысячи воинов до боли стискивали сариссы, и пеан плыл над рядами тускло отсвечивающих на солнце шлемов. Победный пеан, потому что Александр не знал поражений.
Я слышал, как зашуршал полог шатра. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать шаги. Знакомые руки опустились на плечи.
- Повелитель всей Азии… - прошептал я, не открывая глаза и улыбаясь.
- Вряд ли, пока жив Дарий. Он опять бежал, Гефестион! Бежал! Неужели ему было мало позорного бегства при Иссах? Поступи так я, мое войско отказалось бы идти за мной!
Александр расшнуровал запыленные сандалии, бросил в дальний угол. Растянулся на кровати. Он казался вполне спокойным, но я знал, что это всего лишь видимость. В его глазах все еще был огонь, который сверкал так ярко сегодня утром, выжигая наш страх. Когда он вспыхивал, Александр не чувствовал ни боли, ни усталости, и только смерть могла бы остановить его. Он сражался, невзирая на раны, на кровь, всегда первый, всегда в самой гуще боя, стремительный и прекрасный.
Этот огонь заставлял воинов поверить в победу, но он продолжал пожирать Александра изнутри, даже когда шум сражения стихал. Лихорадочный румянец, дрожь во всем теле, с которой Александр не мог справиться, ночные кошмары, лишавшие сна – пожалуй, только мне было известно, чего стоила ему каждая выигранная битва. Никто кроме меня не знал и не видел Александра таким, измученным и обессиленным, не находящим покоя. Он словно расплачивался с богами за эту необузданную смелость, которая могла быть дарована лишь свыше.
- Александр, подожди… Я должен вытереться, посмотри, я залью все вокруг…
Но он уже обнял меня, так крепко, что показалось, я чувствую биение сердца в его груди. Я позволил толкнуть себя на кровать, и Александр оседлал мои бедра. Он почти никогда не начинал любовную игру первым, редко бывал таким страстным, поэтому не было ничего желаннее для меня, чем лежать вот так, отдавая тело его ласкам, глядя, как непокорная золотая прядь падает на лоб в такт его движениям. Но он не видел меня в этот момент, и я знал, что он все еще там, под палящим солнцем Гавгамел.
- Александр, посмотри на меня. – Наши глаза встретились, и я увидел отчаяние. Отчаяние и боль. – Остановись.
Он взглянул непонимающе.
- Позволь мне, Ксандр...
Он лег, и я накрыл его тело своим. Я знал только один способ отогнать эти мысли, вырвать его из грохота сражения.
- Я люблю тебя, Александр. Я с тобой, я здесь, рядом. Я всегда буду рядом, слышишь?
Он обнял меня, крепко, до боли, отчаянно пытаясь притянуть еще ближе, хотя это было уже невозможно.
- Никогда не оставляй меня, Гефестион. Никогда. Я прошу, люби меня. Дай мне почувствовать, что я жив, что не остался там, на песке, среди мертвых…
Он заставлял меня двигаться быстрее и резче, подгоняя, сжимая мою талию бедрами, оставляя багровые следы на моей коже. Страсть, грубая, животная, лишенная всякой нежности, сплавляла воедино удовольствие и боль. Заставляла нас чувствовать жизнь среди смерти.
Когда Александр расслабился, дыхание стало размеренным и спокойным, я долго лежал, не в силах разомкнуть наши тела, глядя, как чуть подрагивают во сне длинные ресницы. Я всегда любил наблюдать за ним спящим, когда морщинка между бровей разглаживалась, и он становился похожим на шестнадцатилетнего мальчишку. Но сейчас я увидел и то, чего не замечал раньше – тонкая серебристая прядь вилась над левым виском. Вчера ее не было.
Я закрыл глаза, прижимаясь лбом к плечу Александра. «Молю тебя, Зевс, пошли мне часть его страданий. Позволь разделить их с ним. Он силен, он выдержит все и один, но какой ценой… Он сжигает сам себя. Я не хочу, чтобы его душа превратилась в пепел… Позволь мне всегда быть рядом с ним, не допусти, чтобы я ушел первым!»
Александр пошевелился во сне. Я подобрал с пола свой плащ и укрыл нас обоих.
***
Я проснулся перед рассветом и не нашел Александра рядом. Вышел из шатра, вдыхая утренний воздух, горький от дыма погребальных костров.
Он сидел на сложенном плаще, обхватив колени. Я молча сел рядом, глядя, как светлеет небо на востоке.
- Гефестион… - Александр улыбнулся, но глаза оставались серьезными. – И как ты чувствуешь, когда я ухожу?
- Не знаю… Просто чувствую. Что с тобой? Опять тот сон? Фиванцы?
Он кивнул.
***
Прошло уже семь лет после битвы при Херонее, но воспоминания продолжали мучить Александра. В том сражении пал знаменитый Священный Отряд. Триста отборных воинов, гордость Фив, они стояли сплошной линией, ощерившейся копьями, всегда в одном и том же порядке – эраст справа, эромен слева. Они никогда не отступали, предпочитая смерть позору на глазах возлюбленного. Филипп впервые доверил Александру левый фланг, но это означало, что нам придется биться именно со Священным Отрядом.
Накануне вечером Александр спросил меня:
- Скажи, Гефестион, ты хотел бы сражаться в Священном Отряде?
- Это великая честь, ты же знаешь, любой воин хотел бы…
- Нет, не любой, - перебил он меня. – Только тот, кто любит. Кто может принести клятвы на алтаре Геракла и Иолая. Вот что делает этих фиванцев непобедимыми. – Он помолчал, потом тихо добавил. – Если бы я не был Александром, я бы хотел быть одним из них. Стоять слева от тебя. Погибнуть вместе в бою.
Больше он не заговаривал об этом.
Я хорошо помнил лицо того молодого фиванца, совсем еще мальчишки: тонкие изящные черты, светлые волосы, выбившиеся из-под шлема. Когда старший воин, стоявший рядом с ним, повалился на землю, тщетно пытаясь вытащить дротик, пробивший доспех на груди, юноша с криком бросился на Александра, я видел безумие в его глазах. Меч вошел слева под ребра, и фиванец медленно осел, всхлипнув, когда Александр резким движением высвободил клинок. Кровь мгновенно отлила от лица, слишком красивого, чтобы принадлежать юноше, широко распахнутые серые глаза замерли на Александре. Потом его взгляд метнулся к эрасту, уже неподвижному. Боль исказила почти еще детские черты, когда он, теряя силы, дополз до залитого кровью тела, и, обняв его, уткнулся в плечо.
Я долго не мог забыть лица Александра, когда он смотрел на этих воинов, теперь уже принадлежащих друг другу навечно. Не мог забыть их и он.
***
- Я вижу их после каждого сражения, Гефестион. Буду видеть до конца жизни. – Он отвернулся. Я знал, что он пытается скрыть слезы, слышал их в его голосе. – Каждый раз перед битвой я думаю, а кто сегодня? Кто на этот раз? Птолемей? Или Неарх, или ты? Я гоню эти мысли… Я давно победил свой страх, я не боюсь смерти. Но я боюсь потерять тебя. И я боюсь этих снов, всех павших воинов, проходящих перед моими глазами. Но я не могу остановиться, все время иду вперед, хотя после каждой победы чувствую все большую пустоту. Я не нахожу того, за чем гонюсь, и снова иду, снова ищу… Иногда я не понимаю, что движет мной, что это за сила, толкающая меня, влекущая все дальше и дальше… Она не позволяет мне остановиться. Если я остановлюсь, то умру, Гефестион…
Его плечи едва заметно вздрагивали. Я обнял его, повернул к себе.
- Эта сила – твои мечты, Александр. Не все люди способны мечтать. И даже те, кто способен, не всегда могут осуществить их. Но ты можешь.
- Но мечты способны уничтожить всех, кого я люблю… Завести слишком далеко.
- Нет, Александр, нет. Они прекрасны, твои мечты. Они прославят тебя, потому что только мечтатели могут создать что-то действительно великое...
Лагерь начинал просыпаться. Я проводил Александра до его шатра. Перед тем, как войти, он обернулся, положил руку мне на плечо.
- Гефестион… Ведь ты всегда будешь со мной?
- Всегда, до конца жизни. Всегда буду стоять справа от тебя.
Солнце показалось из-за горизонта. Волосы Александра вспыхнули золотом. Я знал, что на какое-то время отогнал его демонов.
- Ну что же, тогда… Мы снова пойдем вперед. Нас ждет Вавилон.